Читать «Блюз чёрной собаки» онлайн - страница 51

Папки не были энциклопедией или каталогом в истинном значении этого слова, хотя у Севрюка была какая-то система, по которой он классифицировал группы, исполнителей, продюсеров, студии и всё такое прочее. Зачем это ему, я понятия не имел, но дарёному коню в зубы не смотрят.

Я начал с западной рок-музыки, и примерно час мы с Танукой разбирали вырезки, дурные ксерокопии и отпечатанные на машинке листы, в результате чего запутались окончательно и вынуждены были звать на помощь. Севрюк к тому времени уже опрокинул рюмок пять, разогрелся, стягивал с полки справочники, книги, приволок магнитолу и теперь все время бегал к столу и обратно, возвращаясь с тарелкой бутербродов или очередной стопой компактов, лазил в Интернет… Помню, меня поразила клавиатура его компьютера — очень старая, пожелтевшая, без единой буквы. Одни документы он едва просматривал и с досадой откладывал в сторону, другие прочитывал и восклицал: «А! Что я говорил?» — и надолго погружался в молчаливую задумчивость. Было видно, что проблема его захватила. Он моментально загорался, так же быстро терял интерес к задаче, если не видел скорого решения, искренне обижался на Танукины подначки — в общем, оказался типичной маниакально-депрессивной творческой личностью. Я поймал себя на мысли, что как раз так ведёт себя большинство готов. Удивительно, как с таким характером он умудрился что-то создать, видно, долго учился держать себя в руках. Хорошо бы глянуть, что он пишет, — это может быть интересным. Эх, психолога б сюда! Я огляделся, но книг за авторством Севрюка на полках не нашёл. Странно. Почему-то мне казалось, что писатель просто обязан сразу после знакомства тащить гостей к шкафу хвастаться своими творениями. Когда б не Танука, я бы и не заподозрил, что этот человек — писатель. Я даже решил, что она соврала.

— Сколько ему лет? — спросил я, когда он отлучился в очередной раз.

— Не знаю, — сказала она и предположила: — Тридцать?

Между тем, суета вокруг вырезок привлекла внимание остальных, которые до этого сидели в холле, предаваясь винопитию, просмотру телевизора и дружеской беседе. То один, то другой появлялись в комнате, присаживались на диван и с любопытством вслушивались в наши споры. Виталик затеплил трубку, наполнив комнату медовым запахом табака. Кэп что-то жевал (эта его способность — беспрерывно что-нибудь есть — меня просто изумляла). Что за люди сошлись в этом подвале? Я вдруг подумал, что это похоже на питерскую кочегарку, лондонский сквот или богемную мансарду старого Парижа с нищими художниками, музыкантами, поэтами — в общем, на что угодно, только не на институт. Здесь присутствовал дух рок-н-ролла с оттенком психлечебницы, тот, о котором пел Кинчев: «В этом есть что-то такое, чем взрывают мир», только эти люди ничего не хотели взрывать — то ли устали, то ли просто выросли. Всё верно: муза не приходит в сытые дома, лишь под дырявой крышей, в гаражах, подвалах поэт свободен, словно птица. Но то, что подходит романтическому юноше, делает смешным человека в летах…