Читать «Блюз чёрной собаки» онлайн - страница 33

— Но у Игната получалось! — продолжал настаивать я.

— Да толку… — Ситников съёжился, будто из него выпустили воздух, осунулся и погрустнел. — Один в поле не воин. У них у всех одна беда — они сперва начинают бабки делить и только потом песни сочинять. Слушай, врач, т-ты кем вообще работаешь, а?

— Фотографом. — Я указал подбородком на кофр.

— А т-твои фотографии тут многим нужны? П-пойми, ты ж не знаешь, сколько музыкантов травится, спивается и с ума сходит, особенно г-гитаристов…

— Да отчего гитаристов-то?

— Слушай, чувак, я наверняка не скажу, у каждого свои тараканы, — резонно заметил Сито. — В каждой профессии есть свой бзик. Наверно, уже в Египте была такая работа, от которой люди сходили с ума, т-только там это по-другому называлось. Представь, сидит к-какой-нибудь мудак, день за днём долбит в камне иероглифы, или воду черпает, или, там, мумии пеленает, потом в один прекрасный день — раз! — и чокнулся. А с г-гитарой шутки плохи. Ей надо душу продать, а иначе и начинать не стоит. Пока ты тренькаешь п-песни у костра — это одно, а глубже нырнёшь — совсем другое. Знаешь, что это? — Он тронул стоящую возле дивана гитару, и та отозвалась мягким звоном. — Это жизнь. Шесть струн и двенадцать ладов. А между ними — вся жизнь.

Сито подержал стакан, подумал и очень осторожно поставил его обратно.

— Мне иногда кажется, что я вижу, к-кто чем кончит, — серьёзно сказал он. — П-приходит ко мне пацан, ему т-тринадцать, он сидит, играет Цоя, знаешь, морда такая серьёзная, одухот-творённая, поёт: «Белый сне-ег… серый лё-о-од…», а я смотрю на него и думаю: блин, куда ж ты лезешь, сопляк, ты же через год с моста сиганёшь, если играть не бросишь… Д-держи.

Я тоже взял стакан и вдруг задумался. Сказать, что разговор принял странный оборот, значит ничего не сказать. Я посмотрел на занавешенное окно. Вдруг дико захотелось посмотреть, как там, снаружи.

— А те… в которых ты это видишь, — вдруг спросил я, — их ты тоже берёшься учить?

Сито помотал головой:

— Б-было пару раз. Б-больше не хочу.

— Кто?

— Т-ты их не знаешь.

Пока мы говорили, на кухне снова засвистел чайник. Через минуту вернулась Танука с чаем и свежими бутербродами, посмотрела на меня, на Аркадия, снова на меня, сделала бровями: «Ну, как?» Я пожал плечами, дескать, сам пока не знаю.

— Я вот иногда думаю, — вдруг абсолютно трезвым голосом сказал Сито, — если в раю играют на арфах, то на чём играют в аду? Так прикину и этак, всяко получается — на электрог-гитарах… А?

Он подмигнул и криво ухмыльнулся. А у меня по спине побежал холодок. На миг возникло чувство продавливания реальности. Мы оба явно были не в себе. Должно быть, «Боровинка» виновата. И то сказать — полбутылки на голодный желудок… Жуткая дрянь!

Я замахнул последний стакан, заел сыром и вспомнил ещё одну вещь.

— А Игнат?

Сито поднял голову:

— Ч-что Игнат?

— Когда ты брался его учить, у тебя было то чувство? Возникло? А?

Аркадий задумался. Потёр лоб.

— Не помню, — наконец признался он. — Вроде да, а вроде и нет… Точно помню, будто что-то промелькнуло, но я не понял, что это. Сейчас, если бы ты не спросил, даже и не вспомнил бы. Я ещё тогда подумал: далеко пойдёт. Он ведь шарил в музыке, Сорока… по-настоящему шарил.