Читать «Затерянные в стране чужой» онлайн - страница 9

Елена Владимировна Хаецкая

Он задумался. Прошелся по залу. Выглянул наружу. На маленькой площади, между клумбочками, похожими на кляксы, плясал фонтан, а по краю фонтана плясали две девочки, совершенно мокрые. Надсмотрщик отвернулся.

В магазине было неспокойно. Он ощущал это, хотя не мог объяснить, в чем дело. Втянул ноздрями воздух. Это также не приблизило его к разгадке. Пахло новой синтетической одеждой и резиной, больше ничем.

Надсмотрщик сел, строго оглядел свои манекены. Просиживая здесь целыми днями, он постепенно утрачивал связь с миром и самим собой. Магазин безмолвно поглощал его.

Перед витриной прошел, вытирая губы, кришнаит Миша. Подмигнул Ласьенге, как старый знакомый. Она этого, конечно, не видела, однако ощутила и шевельнула рукой в знак приветствия.

– Ну вообще! – сказал Миша, чуть притормозив, но потом пошагал дальше. У него было отличное настроение.

Надсмотрщик опустил жалюзи и отправился домой.

Роботы остались наедине друг с другом.

– Я устала, – пожаловалась Ласьенга.

– Я хочу работать! – возмущенно добавил Лопес. – Чистое искусство способно выматывать!

– Как вы полагаете, может быть, о нас забыли? – тихонько спросила Иньига. И поскорее добавила: – Я интересуюсь чисто теоретически. В конце концов, такая гипотеза тоже имеет право на существование.

– Нет, – твердо произнес Суарец. – Такая гипотеза не имеет никаких прав на существование. Я отвергаю ее как зловредную! Господин не мог забыть о нас. Он нас разыскивает. И точка на этом!

Следующее утро принесло некоторое удивление. Дело в том, что магазин располагался хоть и в центре города, но на довольно тихой, благопристойной улице. Петроградская сторона вообще тяготеет к провинциальности. Половина здешних участков до сих пор тоскует по обывательским огородикам, что выглядывали яблоками из-за крашеных заборов почти весь девятнадцатый век. Вот и здесь, в двух шагах от оживленной магистрали, было абсолютно прилично. И публика тоже ходила почти сплошь приличная. Если не считать случайного вторжения поэта.

И вдруг в один день все изменилось. Видимо, долго крепились городские власти, но изначальная порочная склонность взрезать асфальт и ковыряться в кишках под мостовой взяла верх, и вот явились маньяки с машинами, как ни в чем не бывало принялись крошить мостовую, издавать ужасные звуки и лениво ворочать в раскрытых ранах ломами, лопатами и прочими орудиями пытки. Какая тут, к дьяволу, благопристойность? Все – к черту!

И прохожие тотчас изменились на улице. Куда-то поисчезали офисные дивы и мамаши с детками, иными путями шествовали посетители близлежащего ресторана; на поверхность выплеснули стыдливые прежде завсегдатаи наискромнейшей, почти подпольной рюмочной, которая доблестно пережила горбачевский «сухой закон», бунт ГКЧП, инфляцию начала девяностых и дефолт 1998 года. «Наше время!» – ликовало нечто в их походке, в том, как они размахивали руками и дружески пихались при встрече.