Читать «О, сергамена!» онлайн - страница 3

Александр Зорич

– Но я даже не знаю, чем его кормить!

– Экий вы склочный тип, Аваллис. Сказали же вам человеческим языком: ослиным молоком! – раздраженно заметила Амела.

– Но я лекарь…

– А вы что, предлагаете мне конюха к нему приставить? Да вы хоть знаете, сколько он стоит?!

2

С тех пор как меня определили к сергамене, я, бросив дом и семью, жил с ним бок о бок на чердаке – наши комнаты разделяла только запирающаяся на засов дверь.

Первое время любопытствующие – родственники господина наместника, гости, придворные и те, кто, не скупясь на взятки, приобретали право поглазеть на сергамену – осаждали нас неустанно.

Ежедневно на мою голову обрушивался град вопросов, частью незатейливых, частью коварных.

– Отчего шерсть на его голове седа, а туловище полосато?

– Самец или самочка?

– А команды он понимает?

Эти расспросы то и дело ставили меня в неловкое положение лентяя, не удосужившегося рассмотреть как следует порученную ему хитроумнейшую вещицу.

Однажды, например, меня спросили, какого он возраста. Детеныш? Или, может, уже стар? Что мне было ответить? Приходилось врать, что он в расцвете зрелости.

К счастью, буквально через несколько дней интерес к сергамене упал и посетители перестали нас донимать. Лишь изредка навещал чердачные комнаты господин наместник – раздумчивый и сумасбродный, как всегда. В одно из таких посещений ему и пришло в голову передарить зверя императору, который, как нам стало известно, объявил о своем решении сделать завидный зверинец.

Если бы я не был лекарем, я, вероятно, тоже быстро охладел бы к сергамене. Но мне до всего было дело – тем более, зверь и впрямь был необычаен!

На четвертый день нашего с ним совместного проживания сергамена занемог. Изо рта его сочилась серо-зеленая, липкая слюна, глаза подернулись мутной пеленой, хвост судорожно подрагивал. После подобное случалось с ним нередко и я уже знал: опасности нет. Но тогда, в первый раз, я просто запаниковал! Объятый страхом, я встревожено скакал вокруг клетки, словно тушканчик! Ведь произойди худшее, обвинение в нерадивости могло бы стоить мне репутации!

Прошло несколько часов, а я так и не решил, с какой стороны подступиться к зверю, как быть с его лечением. Какие уж тут лекарства, когда не было известно доподлинно, что он ест, кроме ослиного молока, бадья с которым ежевечерне оставалась почитай нетронутой!

И тогда я впервые отважился войти в клетку.

Зверь не сожрал меня заживо, не зарычал, не бросился. Впрочем, не было в его взгляде и одобрения. Я осторожно приблизился и положил ладонь на тяжело вздымающийся бок сергамены.

Он воспринял мои действия спокойно – даже не шелохнулся. Это меня ободрило, я возложил и вторую руку, словом, действовал по всем правилам врачебного искусства. Тут-то меня и ожидали первые открытия…

О ужас!

Мои пальцы не ощутили толчков!

О да, сердце, имейся у зверя таковое, должно было биться под его толстой шкурой. Но я не ощутил биений!