Читать «Таня Гроттер и полный Тибидохс! Фразочки, цитатки и афоризмы» онлайн - страница 38

– Не может быть, чтобы я, гордая тигрица, испугалась такой дрянной и жалкой ловушки!

Тигрица вернулась и сунула в мышеловку лапу. Мышеловка захлопнулась и прищемила ей коготь. Тигрица дернулась – раз, другой, третий – никак. Противная маленькая гадина держала крепко. Тигрице стало стыдно. Вокруг ходили звери и с интересом на нее косились.

«Если я позову на помощь, – размышляла тигрица, – то все увидят, что я, гордая тигрица, попалась в такую гадость, в мышеловку! И это будет позор! Все станут смеяться! Нет, уж лучше смерть!»

Тигрица сидела и вынужденно улыбалась. Так она просидела три дня, ослабела, но позиций не сдала и помощи не попросила.

А потом пришел дрессировщик, надел на ослабевшую тигрицу ошейник и увел ее в цирк, где заставил прыгать через кольца. Это был опытный дрессировщик, который хоть и курил опиум, отлично знал, что поймать самую умную и сильную в джунглях тигрицу можно только на самую паршивую, самую ничтожную мышеловку...

БАСЕНКА ПРО ЖЕРЕБЕНКА С КРЫЛЫШКАМИ

Жила-была в табуне одна кобыла, паслась она на травке, и вот родилось у нее два жеребенка. У всех жеребята как жеребята, а у этой крылатые. В общем, типичная аллергия на ромашки и прочие ошибки юности.

Другие жеребята крылатых жеребят сильно обижали. То ли про «Гадкого утенка» начитались, то ли просто были треснутые на голову, но обижали. Один жеребенок терпел и, как мама, все ромашки нюхал. А как подрос, учиться летать стал. Поднимется на гору и работает крыльями час за часом, хочется от земли оторваться. Тяжело это больно, но очень хочется.

А брат его крылья под попоной спрятал, кусаться научился, удар задним правым копытом поставил и стал своим в табуне. Только больше всего боялся попонку снять, чтоб кто под ней крылья не увидел. Только кто подойдет, он сразу задом поворачивается и копытом в морду. У лошадей-то память короткая: чего они неделю не увидят, того для них нет.

А через пару годиков как-то случайно за ветку спиной задел, упала попонка, он смотрит: а крылышек и нету. Усохли. Одни какие-то хвостики арбузные торчат. Ну а арбузный хвостик – ерунда, он где угодно вырасти может.

А у второго жеребенка, который летать не стеснялся, крылья выросли-таки. Большие, белые, сильные. Еще бы: с утра до ночи летал. Еще спасибо надо сказать, что ноги не атрофировались.

Как-то раз летит он так над полем, а тут по дороге через поле человек идет. Курчавый, под глазом фингал, босиком и штаны рваные. В общем, типичный импресарио.

– О, – говорит импресарио. – Дас из фантастиш! Пегас!

А жеребенок глупый и не знает, чего это такое. Только на всякий случай вежливо ржет.

Приманил его импресарио яблочком и предлагает:

– Друг мой, у тебя, как у женщины с бородой, явный природный талант! Будешь в цирке выступать?

А конь хоть и не знает, что такое цирк, чему угодно уже рад, потому как новизны хочется.

– Ладно, – говорит, – человек, залезай! Полетели!

Забрался на него импресарио и полетели они в самый главный город, в центральный цирк. А там, в цирке, давно уже кризис жанра был. Зрители не ходили, труппа разбрелась кто куда. Остались два жонглера, акробат, женщина-змея да спившийся клоун. Был еще фокусник, да только он больше по зрительским бумажникам работал. Напустит туману – цап! – и бумажник в астрале. С астрала и спрашивайте.