Читать «Желтые глаза» онлайн - страница 2

Итак, мы ждали только Луи – его имя было немного торжественным, немного тяжеловесным, как мы говорили себе, но по понятным причинам мы были не вправе изменить его, да и закон не разрешил бы нам сделать это.

В течение пятнадцати лет супружеской жизни мы не имели детей, и, добавлю, приезд мальчика вызывал у меня чувство вины. Не то чтобы речь шла о сознательном заблуждении, на которое мы пошли, продумав все до мелочей. Все обстояло менее явно. Это было своего рода признание в слабости. Мы были не способны родить его, и факт усыновления обнаруживал эту неспособность дерзко и жестоко. Моя нежность, не растраченная на ребенка, которого мы не произвели на свет, едва ли могла быть перенесена на вновь прибывшего. Я всем своим существом желал его приезда, но не мог справиться с ощущением тоски по ребенку от моей плоти – моей семьи, моей крови, моей расы.

Печаль, тоска, затухание рода – я страдал и от этого, дважды виновный в том, что не стал отцом, и мои сожаления только усиливала мысль о появлении Луи.

Был бы я хорошим отцом, родным отцом, если бы у Анны родился ребенок? Тысячу раз я отвечал на этот вопрос утвердительно. Я обожал бы этого ребенка, пропуская перед глазами бесконечное число образов, которые много лет создавало мое воображение. Была бы это девочка или мальчик, но – мой ребенок, плоть от моей плоти и вышедший из ее лона, ребенок, которого я любил бы нежно и страстно, как и Анна.

Его-то нам и не хватало.

Я воспринимал его отсутствие как несправедливость, особенно в отношении Анны, и когда, усталая и потерявшая надежду после очередного похода к специалисту, она заговорила со мной об усыновлении, я согласился ради нее – по крайне мере она могла найти утешение, отдавшись воспитанию маленького сироты. Так начались первые хлопоты. Они продолжались несколько месяцев, и нетерпение Анны все возрастало. Анна нашла себе сына в мёртонском приюте, виделась с ним каждый день, осыпая подарками, фотографируя. Как я уже сказал, я не хотел ездить к нему, ссылаясь на удовольствие, которое должен был испытать, увидев ребенка всего сразу, целиком; когда нам его наконец отдали бы, это был бы праздник. Я также имел резон отказываться от просмотра фотографий, добавляя, что раз Анна его выбрала, значит, он красив, а впрочем, фотокарточки лгут или искажают натуру, тогда как я не соглашусь на ложь вплоть до момента решающей встречи. Разумеется, я жестоко страдал от своих хитростей, и чувство вины тяготило меня, как кардинальская шапка.

Поддалась ли Анна на мои уловки? Не знаю. Она должна была приписать мой мрачный вид и нервозность нетерпению. Я ничего не писал или рвал написанное. Я, который четко установил для ежедневной работы определенные часы и без перерыва трудился от рассвета до полудня, оставляя последующее время Анне – мы совершали наши любимые прогулки по лесам, – теперь по утрам скитался, под малейшим предлогом отлучаясь в Мёртон, бесцельно крутил руль, грезя в кафе городка перед стаканами белого вина. От этого я тоже страдал. Бездействие угнетало меня, сводя с ума. Я тосковал от того, что не работаю. Только что вышла моя повесть, я набросал план новой книги – романа, который обещал себе закончить за этот год. Все пошло прахом. И все это вызывало у меня раздражение; я почти ничего не делал для того, чтобы принять у себя чужого ребенка, который будет носить моя имя: Луи Дюмюр, тринадцати лет, уроженец Лютцельфлю, из кантона Берн. Сын Клауса Вальзера, сорока лет, без определенных занятий, и Марии-Урсулы Рейхенбах, девятнадцати лет, незамужней, рабочей на заводе.