Читать «Лес на той стороне, кн. 1: Золотой сокол» онлайн - страница 9
Елизавета Дворецкая
Зимобор перевел взгляд с сестры на брата. Прежний мир разбился в мелкие черепки, и он не знал, как дальше быть. Им и раньше случалось ссориться, но никогда раньше у него не было ощущения такого непримиримого противостояния. Умер их общий отец – и все трое стали чужими друг другу. Раньше им было нечего делить – а теперь между ними встал смоленский престол, и эта могучая преграда прочно заслонила их родственную привязанность.
Не найдя что сказать, Зимобор махнул рукой и вышел. Он с дружиной должен ехать, а эти двое, если не хотят, могут оставаться. Но он знал, что они не останутся и не позволят ему одному вернуться в город, где больше нет князя.
– Надо же… – вздохнул Русак, слушая, как в сенях раздаются торопливые шаги Зимобора. – Только-только народ раздышал… Думали, теперь бы жить да радоваться… А вот поди ж ты…
– Все голодуха эта проклятая! – вздохнула старая нянька Избраны, сопровождавшая княжну. – Все она…
Два последних года выдались очень тяжелыми: хлеба едва хватало до середины зимы, дальше спасали только дичь и рыба. Сколько-то зерна удавалось купить на юге, но тяжело приходилось всем. Весной стало легче – теперь помогали прокормиться дикие травы. Даже княжеские дети узнали вкус печеных корневищ камыша и рогоза, похлебок из сныти, подорожника, борщевика, спорыша и других трав, хлеба из болотного белокрыльника. Из ила лесных озер вилами вытаскивали его толстые корневища, промывали, сушили на солнце или на печках, мололи, несколько раз заливали муку горячей водой, чтобы удалить горечь. Мучнистые корни белокрыльника, желтой кубышки, белой кувшинки заменили рожь и пшеницу. В горшках кипели стебли, листья, корни – клевер и щавель, лук и козлобородник, крапива и лебеда, лопух и папоротник, скрипун-трава и трава-дедовник, хвощ, ряска, пастушья сумка и звездчатка-мокрица, молодые побеги ракиты и сосны, – оказалось, что есть можно все. Как говорится, не то беда, когда во ржи лебеда, а то две беды, когда ни ржи, ни лебеды.
И вот когда зима наконец осталась позади и все живое воспрянуло навстречу жизни, эту новую жизнь роду смоленских князей придется начать с похорон…
* * *
Весь день занимались разделкой добычи и засолкой мяса – бросить еду сейчас было бы недопустимо, даже если бы провалился в бездну весь Смоленск, – и выехали из Полоха под вечер. Плыли вниз по Днепру, свежий ветер позволял поставить паруса, помогая мощному течению, и ладьи неслись, как белые лебеди по небу. Только никто этой быстроте не радовался. С одной стороны, всем хотелось оказаться поскорее в стольном городе, а с другой – страшно было увидеть его осиротевшим, и к концу пути никто особо не стремился. Грести пока не требовалось, усталые кмети спали сидя, привалившись один к другому.
Зимобор тоже устал, но заснуть не мог, хоть Чудила и предлагал ему местечко у кормы, где даже можно было прилечь. Он только смотрел, как проплывают мимо черные берега, неразличимые леса, как блестит вода под луной, словно дорога, вымощенная чистым серебром.
В свершившееся несчастье не верилось. Зимобор ловил себя на ощущении, что не хочет окончания этого пути, не хочет видеть дом, в котором больше нет отца. Он привык разъезжать по городам и погостам, когда один, с ближней дружиной, когда с Буяром или кем-то из бояр, и всегда с удовольствием возвращался домой, зная, что отец с нетерпением ждет их, что у него готовы и еда, и баня, – поневоле домоседствуя, князь Велебор держал в руках все обширное хозяйство и знал его лучше женщин. Его добродушие и заботливость придавали дому уют, который делает родовой очаг священным, объединяя и ныне живущие поколения, и ушедшие, и еще не родившиеся, как единый для всех остров в потоке времен. А теперь сам князь Велебор из живых перешел в «предки».