Читать «Храбр» онлайн - страница 128

Собственно открытие богатств русского былинного эпоса падает на вторую половину XIX в. В 1861–1867 гг. вышли в свет «Песни, собранные П.Н. Рыбниковым» (224 былины), а в 1872 г. – «Онежские былины», записанные А.Ф. Гильфердингом (318 текстов).

Это стало полным откровением для фольклористов. Оба собирателя записывали былины в Олонецкой губернии, получившей название «Исландии русского эпоса». Заслуга этих собирателей – в их стремлении к максимальной точности записи, а также в наблюдениях над условиями жизни эпоса в устах северного крестьянства. Особенно велико значение сборника Гильфердинга, обратившего внимание на роль личности сказителей и расположившего материал не по сюжетам, а по сказителям. С тех пор этот метод расположения эпического материала (не только былин, но и сказок) стал обязательным требованием для научных сборников по русскому фольклору.

Довольно быстро удалось отследить происхождение и весь путь былин. Считается, что, зародившись в X–XII веках в княжеско-дружинной среде южной Руси, а также тесно с ней связанном Новгороде, героические – княжеские и дружинные – песни были после падения Киева и его запустения в начале XIII века перенесены в Галицко-Волынскую Русь и Русь Суздальско-Ростовскую. Там дружинная поэзия продолжала развиваться уже в условиях удельно-княжеского строя. Духовное сословие также создало обширный эпос. Слагателями и певцами этих былин были представители широко развитого в Древней Руси паломничества – калики-пилигримы. Одновременно в больших торговых городах, особенно в Великом Новгороде, главным образом в XII–XV вв., торговая буржуазия заказывала скоморохам свои новеллистические былины. Вся эта продукция предыдущих эпох, конечно, не без утрат и видоизменений, была принесена (видимо, через тех же скоморохов) в Московскую великокняжескую, а затем царскую и боярскую Русь (XV–XVII вв.).

«Боярская» былина достигает расцвета в XVI в. Именно ей мы обязаны модифицированным образом князя Владимира, подозрительно смахивающим на Ивана Грозного, «сафьяновыми сапожками» и развесистыми шапками героев. В целом антураж «княжего двора» из поздних былин совсем не киевский, а царско-московский.

С XVII в., особенно после истребления скоморохов, былины окончательно «спускаются в народ», и к XIX–XX вв. их последними хранителями оказываются преимущественно северные крестьяне-сказители.

Столь запутанная и сложная история былин влекла за собой и социальную трансформацию их героев. Дружинник Илья в устах церковной среды делается под конец жизни монахом и даже киевским чудотворцем (да-да, вот и наш старый знакомый Илья «Сапожок» Печерский); в боярской среде Илья превращается в «старого казака», верного правительству; в казацкой – наоборот, Илья защитник и представитель «голи казацкой». Наконец, в устах северного крестьянства Илья – крестьянский сын «из города Мурома, села Карачарова».