Читать «Все писатели попадают в ад» онлайн - страница 5

«Сколько раз он вскрывал себе вены ЗУБАМИ?» – подумал Бут и поморщился. Из того, что он увидел, следовал по крайней мере один вывод. Есть плохие места. Есть очень плохие места. Но как назвать место, где даже нельзя покончить с собой?

– Тут мы держим неизлечимых, – продолжал Кафка бодрым и невозмутимым тоном гида, знакомящего новичка с местными достопримечательностями. – Вот, например, особо тяжелый случай. Хорошо, что хотя бы редкий. Не больше одного на тысячу.

Бут вздрогнул. Глаза подсказывали ему другое. Он видел ровные ряды клеток по обе стороны прохода, которые уходили в бесконечность и растворялись в темноте. Оттуда доносились стоны, чавканье, всхлипы… и непрерывный тихий шорох, заменявший тут скрип перьев и дробь клавиатуры.

– Теперь предлагаю заглянуть в нашу тюрьму. – Кафка был сама любезность. – Вы познакомитесь с системой исправления небезнадежных. У них хорошие перспективы.

– Не надо, – сказал Бут. – Я все понял.

– Ну, дорогой мой, на это даже я не претендую, – заметил Кафка скромно. – Впрочем, мне все равно. Тогда давайте покончим с этим. Вы предупреждены.

С видом человека, до конца исполнившего свой долг, он запер дверь психушки и направился к себе.

Бут постоял, раздумывая, куда еще может завести его больное воображение. Больное, именно так. Он галлюцинирует под воздействием некоего препарата. Пусть даже он свихнулся. Но и психи не живут вечно, вот что утешает.

Он зашагал по коридору, воображая себя угодившим в изощренную ловушку восприятия и изобретая различные способы самоидентификации. Все они были несовершенны. Бут столкнулся с невозможностью преодоления субъективизма. Один раз он едва удержался от того, чтобы проверить, есть ли у него кровь. А если есть, то что это: сгустившаяся субстанция призрака – неощутимая и неистощимая – или шестилитровый запас топлива, которое он сбросит, как самолет, совершающий аварийную посадку…

В конце коридора возник фрагмент городского пейзажа: безликая улица, затянутая то ли смогом, то ли туманом, фонарные столбы, грязные стены домов – все ужасающе хрупкое, словно сделанное из дымчатого стекла. Хрупкое, если смотреть с высокого холма смерти.

Это был город его юности, затерянный где-то в осадочной породе времени, мертвый отпечаток, подернутый к тому же пеленой забвения. Город казался размытым – ровно настолько, насколько были неопределенными воспоминания самого Бута. Детали, которых он не помнил, послушно исчезли, а то, что прочно засело в памяти, приобрело гротескный вид. В общем, это был очень странный город.

Бут бродил в тумане, поглощавшем эхо, – туман был живым и питался звуками. Бут многократно возвращался в одно и то же место; пройденные улицы тянулись перед ним снова и снова – так убитое в иной жизни время воплощалось в проштампованном мутными образами пространстве; повторение было спроецировано на плоскость; череда серых и скучных событий обернулась самокопирующимся лабиринтом.