Читать «1937 год: Элита Красной Армии на Голгофе» онлайн - страница 22

Николай Семенович Черушев

«Незабываем июнь 1937 года, когда я после девятимесячного отсутствия ступил на родную землю. Тогда радость возвращения была омрачена печалью и ужасом известия о том, что Тухачевский, Уборевич, Якир и другие видные военачальники разоблачены как изменники и враги. Адъютант наркома обороны Р.П. Хмельницкий поздравил меня с успешным возвращением и пригласил срочно прибыть в наркомат. Я ожидал, что мне придется рассказывать об испанских делах, и собирался доложить о том главном, что следовало, на мой взгляд, учесть как существенный опит недавних военных действий. Получилось же совсем по-другому. В зале заседания наркомата собрались многие командиры из руководящего состава РККА, и вскоре нас ознакомили с материалами относительно М.Н. Тухачевского и остальных. А еще через несколько дней в Кремле состоялось совещание высшего комсостава, на котором обсуждалось трагическое событие. Выступал ряд лиц и многие из них говорили о том, кого из числа обвиняемых они ранее подозревали и кому не доверяли.

Когда на совещании мне предоставили слово, я начал рассказывать о значении военного опыта, приобретенного в Испании. Обстановка была трудная, из зала слышались отдельные реплики в том духе, что я говорю не о главном. Ведь ни для кого не было секретом, что я долгие годы работал с Уборевичем бок о бок. И.В. Сталин перебил меня и начал задавать вопросы о моем отношении к повестке совещания. Я отвечал, что мне непонятны выступления товарищей, говоривших здесь о своих подозрениях и недоверии. Это странно выглядит: если они подозревали, то почему же до сих пор молчали? А я Уборевича ни в чем не подозревал, безоговорочно ему верил и никогда ничего дурного не замечал. Тут И.В. Сталин сказал: «Мы тоже верили им, а вас я понял правильно…»

На выступлении Григория Ивановича Кулика следует остановиться отдельно, ибо оно выделяется среди остальных особым зарядом ненависти и злобы к арестованным его бывшим сослуживцам. То была, видимо, своего рода запоздалая месть более удачливым и талантливым людям, значительно обошедшим его по службе. Кулик всегда почему-то считал себя недооцененным со стороны начальства, хотя всем была известна многолетняя и неизменная благосклонность к нему со стороны Сталина и Ворошилова. Людям, достаточно близко знавшим Кулика, хорошо были известны большое его самомнение, преувеличенная оценка собственных заслуг в сражениях гражданской войны и строительстве Красной Армии в послевоенный период – это когда возглавляемое им Артиллерийское управление занималось вопросами модернизации вооружения и техники для Красной Армии. В начале 30 х годов, после окончания Особой группы Военной академии имени М.В. Фрунзе, Кулик для приобретения командного опыта был назначен на дивизию, а затем на корпус, откуда спустя некоторое время убыл в Испанскую Республику в качестве военного советника. Однако из Испании он вскоре возвратился, по крайней мере гораздо быстрее других советников его звания и ранга – Я.К. Берзина, К.А. Мерецкова. Почему это произошло, нам не удалось установить по имеющимся документам. Вместе с тем несомненно одно – вклад его в защиту республиканской Испании оказался невелик и потому, видимо, ни в одном из изданий, посвященных участию советских военных советников и специалистов в испанских событиях 1936–1939 годов, его имя не упоминается. Разве что в случае, когда упомянутый выше К.А. Мерецков в своих мемуарах «На службе народу» как-то мельком назвал генерала Купера (таков был псевдоним Кулика в Испании) – военного советника командующего Мадридским фронтом в конце 1936 года.