Читать «1937 год: Элита Красной Армии на Голгофе» онлайн - страница 15

Николай Семенович Черушев

Отвечая на эти назревшие, но так и не заданные ему вопросы, Ворошилов самокритично заявил: «Я как народный комиссар… откровенно должен сказать, что не только не замечал подлых предателей у но даже когда некоторых из них (Горбачева, Фельдмана и др.) уже начали разоблачать, я не хотел верить, что эти люди, как казалось, безупречно работавшие, способны были на столь чудовищные преступления. Моя вина в этом огромна. Но я не могу отметить ни одного случая предупредительного сигнала и с вашей стороны, товарищи… Повторяю, никто и ни разу не сигнализировал мне или ЦК партии о том, что в РККА существуют контрреволюционные конспираторы…»

Продолжая эту мысль, нарком призвал собравшихся не только сообщать («сигнализировать») в соответствующие органы и инстанции о наличии контрреволюционеров, но и развить этот процесс и вширь и вглубь – «проверить и очистить армию буквально до самых последних щелочек», при этом заранее предупредив, что в результате такой чистки «может быть, в количественном выражении мы понесем большой урон».

Таким образом, уже заранее уверовав, что в частях, соединениях и учреждениях Красной Армии имеется значительное число «врагов народа» (как мы помним, на февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) он утверждал совершенно обратное), ее нарком стал внушать подозрение к командному, политическому, инженерно-техническому составу, в основной своей массе выходцам из рабочих и крестьян. Такой установкой Ворошилов санкционировал шельмование, увольнение из армии и флота, исключение из партии, арест лучших представителей не только высшего и старшего, но и среднего комначсостава. А иначе, по-другому его выводы и рекомендации, сделанные им в докладе, понимать невозможно.

Как уже упоминалось, перед началом работы Военного совета все его участники были ознакомлены с показаниями М.Н. Тухачевского, И.Э. Якира и некоторых других «заговорщиков». Это создало напряженную атмосферу с самого начала работы совета. Доклад Ворошилова не внес прояснения в мрачное настроение собравшихся, вызвав только еще больше недоуменных вопросов. В президиум поступили записки с просьбой о необходимости выступления И.В. Сталина, ибо только он один, по мнению членов совета и приглашенных, мог сделать исчерпывающий анализ случившегося, внести определенную ясность, дать объективную оценку события в стране.

И вот 2 июня Сталин выступил перед участниками заседания. Из воспоминаний Н.Г. Конюхова: «Наконец маршал Егоров предоставил слово Сталину. Продолжительное время мы стоя приветствовали вождя, не давали ему говорить. И только после повелительного жеста наступило успокоение. Выступление Сталина забыть нельзя. (Еще бы! Над каждым сидящим в зале – как членом совета, так и не входящим в его состав – так сгустились тучи, что вот-вот мог грянуть оглушительный гром. Пример Тухачевского и его товарищей у всех был перед глазами. – Н.Ч.) Оно сохранилось у меня в памяти все это время и то, что было сказано тогда, мне кажется, что это говорилось вчера.