Читать «Первый, случайный, единственный» онлайн - страница 84

Георгий понимал, что спорить с Валерой бесполезно. И не только потому, что вообще бесполезно убеждать взрослого человека в том, в чем его не убедила жизнь, но и потому, что Речников – человек совершенно закрытый. Внешне это никак не проявлялось, наоборот, Валера был общителен, разговорчив, не дурак выпить и приударить за женщинами. Но, проводя с ним рядом сутки напролет, Георгий просто физически чувствовал: Валера носит бронежилет словно не на себе, а у себя внутри. И все то, что для него самого образует неизвестную и неназываемую, но главную составляющую жизни, через эту внутреннюю Валерину броню просто не пробивается.

Сначала Георгия это удивляло. Он не понимал, как такое может быть, чтобы даже чиновницы из жилуправлений, с которыми ему постоянно приходилось общаться по маклерским делам, были более открыты жизни или хотя бы просто более любопытны, чем режиссер Речников. Потом он с этим свыкся, и в какой-то момент ему это стало даже безразлично. Но потом, после съемок на зенитной батарее, когда Георгий наконец почувствовал во всем, что он здесь увидел, то самое главное, что невозможно назвать словами, но можно остановить камерой, – после этого ему стало не все равно, на что тратить кассеты.

Он понял, как надо снимать обычные, обыденные кадры войны и зыбкого военного мира, чтобы сразу становилось понятно: вот это – страх, а это – злоба, а это – хитрость, а это – печаль, а это – еще какое-то чувство, которое каждый знает в себе, хотя и не каждый осознает. Он понял, как сделать, чтобы на пленке действия и чувства словно сталкивались, противореча друг другу и этим друг друга усиливая.

От этого мгновенно пришедшего понимания все события и ситуации, которые попадали в объектив «Дивикама», словно промывались живой водой и приобретали другой масштаб – становились крупными и разительно точными.

И как он мог ради чьих бы то ни было амбиций, а тем более ради денег, предать вот это свое понимание, которое он получил то ли как дар, то ли как награду?

Но объяснять такие вещи Валере было бесполезно. Вон, попытался было объяснить – и пожалуйста, тот уже повторяет его фразу «то, что словами не назовешь» издевательским тоном.

– По-твоему, мало мы здесь сенсаций наснимали? – усмехнулся Георгий. – На Нюрнбергский процесс хватит.

– Да, это проблема… – Кажется, Валера все-таки решил в последние дни не обострять отношения: все равно ведь скоро в Москву, а там он легко поставит на место своего оператора. – Обшмонают хорошенько – и плакали наши кассеты, фиг мы их в Москву вывезем. Ну, ничего, – подмигнул он, – я тоже не лаптем щи хлебаю. Я тут со спасателями Красного Креста скорешился, у них «КамАЗ» свой, «уазик». Мы не самолетом полетим, а им на хвост упадем. До Слепцовска с ними доедем, а в Ингушетии уж полегче будет, прошмыгнем как-нибудь. Короче, вернемся из Ведено – и пора в путь-дорогу.

«Вот тебе и путь, вот тебе и дорога», – мрачно думал Георгий, глядя в окно на по-летнему пыльную, но чистую сельскую улицу.

В голову, как всегда в минуты опасности, лезли в основном какие-то незначительные подробности. Например, думалось о том, что улицы здесь, в Чечне, необыкновенно чистые, несмотря на войну; в России так чисто в деревнях не бывает. И в домах, даже в самых бедных, тоже всегда очень чисто. Вот как в этом, например, доме, в котором они с Валерой сидят третий час под дулами автоматов. Подзарядили, называется, аккумуляторы к камере!