Читать «Первый, случайный, единственный» онлайн - страница 109

Анна Берсенева

– Я считаю, хорошая пословица! – засмеялся Малик. – Мне русские пословицы вообще нравятся. Моя сестра на филологическом факультете училась, у нее целая книга с пословицами есть. Правильно, не надо обижаться. Женщина может обижаться, а мужчина, я считаю, должен мстить.

– Мщение придает будущему односторонний характер, – заметил Саша.

– Как-как? – удивился Малик. – И откуда ты, Саша, такие слова знаешь? Я даже не понял, что ты сказал. Ну, он молодой еще, только книжки читал, – обратился он к Георгию, – а ты взрослый мужик, должен нас понимать. Вот ты бы не мстил, если бы у тебя отца убили, сына убили, сестру изнасиловали? – И, не дождавшись от Георгия ответа, Малик ответил сам: – Каждый мужчина мстил бы, и не надо на нас обижаться. Русские нас никогда не победят, – весело добавил он. – Вы даже не понимаете, как мы живем, как же вы нас можете победить? У нас считается стыдно, если ты хуже живешь, чем твой сосед, а что у вас стыдно считается, вы и сами не знаете. Ладно, ребята, спите. А то вы болтаете до утра, потом, Саша, твой отец скажет, почему ты такой бледный, наверное, мы с тобой плохо обращались!

Дверь за Маликом закрылась. Щелкнул замок, лязгнул засов.

– Знаешь, Дюк, я ведь даже не знал, что ему ответить, – помолчав, сказал Саша.

– А на что ты должен был ему отвечать? – пожал плечами Георгий.

– На все. Я и сам не знаю, что бы я делал, если бы… Ну, все то, что он сказал: отца, сестру… Ведь, если подумать, он совершенно прав! Вот ты – ты ведь тоже не знал, что ему ответить, да?

Георгий ничего не ответил Малику просто потому, что не хотел заводиться сам и тем более заводить его. И Сашу он тоже не хотел заводить, но тот смотрел на него так прямо, серьезно и растерянно, что молчать было невозможно.

– Ничего на это не надо отвечать, – сказал он, глядя в Сашины светлые глаза. – Это демагогия, Саша, да еще кровавая, и больше ничего. Вся эта война – кровавая демагогия, только Малик таких слов не знает, и министр, который Грозный одним десантным полком хотел взять и весь этот полк ни за что положил, тоже не знает. Что тот, что этот – оба даже не понимают, о чем речь, и нечего им объяснять, в дерьмо их кровавое лезть. Я тут этого всего столько нагляделся, что хоть не засыпай! – Георгий не заметил, как все-таки взволновался до дрожи в груди, хотя собирался только пересказать Саше то, что понял сам за время, которое провел в Чечне – сначала на свободе, а потом в плену; его понимание мало изменилось из-за плена. – Дети в подвалы прячутся, а по ним сверху глубинными бомбами. И что после этого из подвалов достают, как ты думаешь? Я камеру выключал – не мог это снимать… И ты не смог бы. Но все равно же, Саша! – Он потер ладонью лоб, чувствуя, что рука у него дрожит. – Все равно же, даже если с твоим ребенком такое случится, ты не пойдешь и ребенка того летчика, который бомбы бросал, не взорвешь. А Малик пойдет. И что, он право на это имеет, так, что ли?

Саша сидел на кровати, смотрел на Георгия не отрываясь и молчал. Георгий почувствовал, что ему впервые за все время плена страшно хочется курить. Показалось вдруг, что затянулся бы – и прошла бы эта мучительная дрожь и сознание своей беспомощности… Но сигарет Малик им не выдавал. Саша не курил, а снабжать Георгия чем-то отдельным никто не собирался, да он и не просил.