Читать «Флиртаника всерьез» онлайн - страница 118

Анна Берсенева

И все-таки отчаяние ее происходило не от жалости к Кольке и не от страха, что он не сможет двигаться. Что двигаться он сможет, если, конечно, приложит к этому усилие, врачи сказали ей почти сразу. Но тогда же они сказали и о том, что про спорт ему придется забыть… А за два года Галинка достаточно узнала своего мужа – да его и нетрудно было узнать, весь он был как на ладони! – чтобы понять: он не тот человек, который сумеет справиться с таким ударом. Спорт был для него всем, ни ее, ни дочку он не любил так самозабвенно, как то, чем, она чувствовала, был для него спорт: возможность вырваться за пределы всего обычного, обыкновенного – за все пределы, которые положила ему его же природа…

Только спустя пять лет Галинка поняла, что сделала в тот год невозможное. По своему характеру, по всему своему существу Колька после того, что с ним случилось, просто не мог не спиться. И то, что этого не произошло, было целиком ее заслугой, это она прекрасно понимала. Но, понимая это, чувствовала не радость и даже не удовлетворение, а только глубокую горечь.

Когда все вроде бы наладилось – Колька начал работать, и ежедневная бутылочка перестала казаться ему спасительной, – Галинка поняла, что не может с ним жить. Вот не может, и все! Как он был не виноват, что его природа не давала ему жить обычной жизнью, так и она не была виновата в том, что ее природа не давала ей жить со слабым мужчиной.

Галинке никогда не приходилось идти против собственной природы, и раньше она вполне искренне не понимала, зачем вообще люди это делают. Но теперь… Теперь не идти против собственной природы значило взять дочку и уйти от мужа. А сделать это Галинка не могла.

Нет, она нисколько не боялась одинокой женской судьбы, или какие там еще пошлости принято говорить в таких случаях. Просто она знала, что бросить человека, про которого понимаешь, что он без тебя пропадет, – нельзя. Ей никто никогда этого не объяснял, мама в основном была озабочена кулинарной частью ее воспитания, но это почему-то было для Галинки большей очевидностью, чем дважды два четыре.

В такое отчаянное, такое мучительное противоречие ее душа с самой собою не вступала никогда. И никакого выхода из этого не существовало. Это был даже не тупик – это была та же страшная пропасть жизни, которая приоткрылась ей, когда она впервые увидела Кольку после травмы.

«Все, хватит черт знает что вспоминать!» – подумала Галинка.

Она решительно надвинула на глаза свою специальную самолетную повязку, позволяющую спать при свете, подсунула под затылок самолетную же надувную подушку в виде полукруглого валика и приготовилась провести четыре часа полета в глубоком сне. Если бы не привычка засыпать мгновенно, по первому собственному требованию – а привычку эту Галинка выработала в себе настоятельным усилием воли, – она просто не смогла бы вести ту жизнь, которую только и могла вести с того давнего, незабываемого в своем отчаянии первого года после Колькиной травмы.