Читать «Нефть» онлайн - страница 6

Марина Юденич

«Невозможно поверить, но сегодня раздаются голоса, требующие прекратить исследования в области нанотехнологий, потому что эта технология опаснее атомной…»

Он замер. Будто бы только теперь заметил эту фразу на мониторе. И то, что зачем-то набрал ее целых три раза — предваряя, как эпиграфом, небольшой убористый текст. И еще один — четвертый — раз в финале. Он взялся было читать этот странный текст, непонятно откуда возникший на мониторе его компьютера, но, пробежав первые строки, обреченно прикрыл глаза. Это бред. А я — сумасшедший. Но с этим уже ничего нельзя поделать. 82 фута над головой — испытание не для всякого. Потому что человеку, что бы там ни говорили разные умники, следовало обитать на земле. Мысль была привычной, умиротворяющей и почти приятной. И больше не было ничего.

2007 ГОД. ГАВАНА

Кто-то скажет: мистика. И я соглашусь. По крайней мере, отчетливый налет мистицизма. Потому что слишком похоже на старый — правда, добротный вполне — шпионский роман. Ремейк на тему «наш человек в Гаване». Или — Мадриде. Или — Мюнхене. Но тогда — уж точно — образца 1933 года. Но все было как было. Гавана. Не 58-й, правда, 2007-й. Но — если не смотреть на календарь — все то же.

Поначалу, впрочем, все складывалось обыденно вполне. Друг друзей случайно оказался в Гаване одновременно со мной. Однако ж, в отличие от меня, — не в первый раз, и даже более того. Как утверждали друзья — он, «их человек в Гаване», хорошо знает город. И страну. И готов поделиться знаниями и даже поработать гидом.

И вот мы встретились. Не скажу, умножают ли его знания его печали, однако ж — накладывают ряд ограничений. Это точно. Потому все, что я могу сказать о нем, укладывается в сухое, обезличенное до протокольного: «ветеран внешней разведки». В силу этого непреложного обстоятельства — отдохнуть у теплых берегов зимой может только здесь, в Гаване. А у других берегов — нежелательно. Даже теперь, когда пенсия, заслуженный — как принято говорить — отдых и неожиданно много непривычно свободного времени.

Впрочем, это всего лишь мои собственные суждения. Вполне вероятно, что все обстоит именно так, но не исключено, что иначе. Единственное, о чем можно судить наверняка, — он немолод, но моложав, невысок, сухощав, сед. Тонкое смуглое лицо, крупный нос с горбинкой. Испанец, но родился в России в 44-м. Родители погибли. Оба.

И снова — мои суждения, основанные всего лишь на общих представлениях об исторических событиях тех времен. Коммунисты? Разведчики? Партизаны? Подпольщики? Где погибли — в Мадриде? На нашей, Отечественной? Или в нашем же — Гулаге? Последнее, впрочем, вряд ли. Не видать ему, сыну репрессированных, — Первого Главного Управления. Хотя кто его знает, как оно там было на самом деле? Об этом мы не говорим. А вот о судьбах человечества — сколько угодно. Почему — о них? Разговор садится на этот неизбежный риф всякого вербального интеллектуального плавания, не связанного рамками жесткой тематики и временными отягощениями, — проще, обычного трепа двух неплохо образованных русских на отдыхе — как-то незаметно. Как — собственно — и садятся всегда на рифы, в прямом и переносном значении этого слова. И завязает надолго. Сначала — неизбежное, кубинское — про истоки Карибского кризиса, потом — про кризисы вообще. И вот оно — гигантское, непознанное, всплывает в темных глубинах океана мировой истории — бесконечное и от того еще более невнятное суждение о том, отчего, собственно, не живут в мире и согласии люди. Тогда и теперь. Он, впрочем, как опытный лоцман, не только знаком с фарватером, очертаниями и размерами рифа, но и природу его явления в этих бездонных глубинах объясняет легко.