Читать «Сон ведьмы» онлайн - страница 22

— Я открою тебе тайну, Музия, — сказала она, жестом пригласив меня сесть напротив, — я — медиум, ведьма и целитель. Из этой троицы мне по нраву второе, так как ведьма имеет особый способ понимания таинств судьбы.

Почему так случается, что некоторые люди становятся богатыми, удачливыми и счастливыми, когда другие находят только трудности и боль? Что бы ни означали эти вещи — это не то, что ты называешь судьбой; она — нечто большее, более таинственное, чем это. И только ведьмы знают о ней.

Её черты лица на секунду напряглись с выражением, которое я не уловила, так как она повернулась к Октавио Канту.

— Некоторые люди говорят, что мы рождаемся с нашей судьбой. Другие утверждают, что мы создаём нашу судьбу своими поступками. Ведьмы говорят, что ни то, ни другое не верно, и что нечто большее настигает нас, подобно бульдожьей хватке. Тайна будет здесь, если мы захотим быть схваченными. Но её здесь не будет, если мы этого не захотим.

Её взгляд ласкал восточное небо, где над далёкими горами поднималось солнце. Минуту спустя она вновь повернулась к старику. Её глаза, казалось, поглотили сияние солнца и блестели, горя огнём.

— Октавио Канту будет приходить к нам лечиться, — сказала она, — может быть мало-помалу он расскажет тебе свой рассказ. Рассказ о том, как случай связывает жизни, о том, что только ведьмы знают, как закрепить их в один узел.

Октавио Канту кивнул в знак согласия. Робкая улыбка расползлась по его губам. Редкая бородка на его подбородке была такой же седой, как и волосы, торчащие из-под соломенной шляпы.

Октавио Канту приходил в дом доньи Мерседес восемь раз. По-видимому, она периодически лечила его с того времени, когда он был ещё молодым.

Вдобавок к своей старости и дряхлости, он был к тому же алкоголиком.

Однако, донья Мерседес подчёркивала, что все его болезни были душевными.

Он нуждался в заклинаниях, а не в медицине.

Сперва он неохотно беседовал со мной, но затем, возможно, почувствовав себя более уверенно, начал раскрываться. Мы часами обсуждали его жизнь. В начале каждой беседы он, казалось, был подавлен отчаянием, одиночеством и подозрительностью. Он допытывался, зачем я интересуюсь его жизнью. Но надо отметить, что он всегда сдерживал себя и, восстановив свой апломб, остаток беседы — час или целый день — рассказывал о себе искренне и раскованно, словно о совершенно другом человеке.

* * *

Октавио откинул в сторону кусок картона и пробрался через небольшое двероподобное отверстие внутрь лачуги. Здесь света почти не было, а едкий дым огня в каменном очаге вышибал из глаз слёзы. Октавио сильно зажмурился и побрёл в темноте на ощупь. Споткнувшись о какие-то жестянки, он сильно ударился головой о деревянный ящик.

— Будь проклято это вонючее место, — выругался он на одном дыхании.

Октавио присел на миг на утрамбованный земляной пол и потёр ногу. В дальнем углу этой жалкой хибары он увидел старика, спавшего на потрёпанном заднем сидении, снятом с автомашины. Медленно, обходя ящики, верёвки, тряпьё и коробки, разбросанные на земле, он побрёл туда, где лежал старик.