Читать «После жизни» онлайн - страница 33

А с другой стороны были же и те первые месяцы после прощания, когда он, точно помешанный, действительно метался по комнате: падал на диван, лежал, обхватив голову, вскакивал, выбегал в прихожую – к пластмассовой мертвой тупости телефона, набирал до середины знакомый номер и потом все-таки бросал трубку. Так ни разу и не позвонил. Одна неделя… другая неделя… третья неделя… Странное, патологическое упрямство, которое ни в какой логике объяснить невозможно. Кошмарные это были месяцы. Непонятно, как выжил.

А почему Мизюня тоже не позвонила ему? Или, может быть, как и Басков, поняла, что тот прежний мир навсегда отошел в прошлое? Даже, скорее, не поняла, а почувствовала. И, наверное, сразу же восприняла этот шаг как неизбежную данность. Спрашивать теперь бесполезно. Пожмет плечами, ответит – так получилось. И ведь действительно – так получилось. Версия для себя. Как говорят в социотерапии, «личный туннель реальности».

Интересно, что больше они и в самом деле никогда не встречались. Поначалу Басков, томимый воспоминаниями, все надеялся, что вот-вот, сейчас, завтра, где-нибудь, как-нибудь – на каком-нибудь журналистском мероприятии, на презентации черт-те чего, на одном из фуршетов, которые вдруг, точно прорвало плотину, хлынули сплошной чередой. Все-таки живут где-то рядом. Собственно, даже пешком от дома до дома, наверное, минут пятьдесят, не больше. В конце концов, в метро могут столкнуться, в трамвае, в автобусе. Но больше – нигде, никогда, ни разу, все десять лет. Даже издалека Мизюню не видел. Такой это город. Такие здесь законы сумеречного бытия. Можно ходить по одним и тем же улицам, переулкам, в одном и том же транспорте ездить, жить в двух шагах, можно на одной стороне, в одном доме и все равно, как проклятые, нигде, никогда, ни при каких обстоятельствах. Обычная петербургская фантасмагория: сначала упорно сводил, теперь – разводит.

Были с ним, правда, два странных случая. Года четыре назад, когда Басков, собравшись духом, решил, наконец, отремонтировать кухню: давно пора, грязь, трещины, потолок – в серых паутинных обметах, закончил довольно поздно, весь выдохшийся, на табуретке, откинулся к стене, закурил, то вдруг ни с того ни с сего подумал, что вот в субботу Мизюня вернется из своего санатория, а кухня, ах, к ее удивлению, как новенькая: потолок – покрашен, обои – немецкие, моющиеся, с картинками, плита отдраена – вместо копоти, поблескивает стеклом и темной эмалью. Посмотрит она на это великолепие и – просияет. Наверное, только на третьей затяжке сообразил, что вовсе не Мизюня вернется, а Зика… И тем же летом, это примерно месяца через полтора, когда в последние дни сентября вдруг навалилась на город оглушительная жара, эхо июля, градусов двадцать восемь, тридцать, нечем дышать, Басков, возвращаясь домой, купил у метро арбуз килограммов, наверное, на шестнадцать, пока тащил, каждые три минуты останавливался, отдыхал. И вот, поднимаясь в лифте, тоже подумал, что сейчас Мизюня примчится сломя голову с какой-нибудь презентации – вся запыхавшаяся, без сил, со стонами, язык на плечо. А у меня для нее – пожалуйста, в холодильнике. Как стрескает сразу два громадных куска. Как опять – просияет. И на щеках до самых ушей – розовые разводы. Такая смешная станет.