Читать «Приблудяне» онлайн - страница 7

Он вернул Ивана Карповича в нормальное положение и со всяческими предосторожностями усадил на место.

– Позвольте, милостивый синьор! – вскричал в ярости Иван Карпович. – Кто вам дал право делать недостойные умозаключения относительно моей личной жизни? – Он судорожно схватился левой рукой за спинку сиденья впереди, не обращая внимания, что это была не спинка, а губы Петра Серапионовича Костомозглова.

– Помилуйте, – удивился Родольфо Умбертович, усаживаясь рядом с ним. – Мне и в голову не приходило вас обидеть. Простите, если что не так. И, пожалуйста, наденьте ваши очки. По-моему, вы их уронили.

– Это мои очки! – проговорил Петр Серапионович с трудом, потому что рука Ивана Карповича мешала ему говорить внятно.

– Ах, пожалуйста, не вмешивайтесь! – вскричали Иван Карпович и Родольфо Умбертович в один голос. – Это вас совсем не касается.

– И потрудитесь отдать мне билет и рупию, – добавил Иван Карпович, отпуская губы Петра Серапионовича и расчесывая спутавшиеся волосы дужками поднятых очков.

– Да подавитесь вы своей рупией! – закричал Петр Серапионович. И тут он обернулся. И все увидели, что это был не Петр Серапионович Костомозглов, а неизвестный приблудянин, – судя по булавке для галстука, монгольского приюта, – и даже без очков у него был вполне приличный и достаточно интеллигентный вид.

«Городской транспорт», 61 год ЭЦЕТИ, № 7

П. Антошкин

КИСЕЛЬ

Зюкова звали Тит. А отчество у него было – Бурдеевич. Так его папу именовали. Попросту: Бурдей. А работал Зюков в организации. Подчиненным. И вот сидел этот самый подчиненный Тит Бурдеевич Зюков у жены под бра и хотел киселя.

Анастасия, жена Тита, по четвергам отличный кисель варила – из венерианского ревеня и заполярной кураги. Этот кисель оказывал на Зюкова потрясающее действие. Тит Бурдеевич, выпив его, сразу становился очень тяжелым – до восемнадцати тонн, и все три выходных дня лежал в лежку, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Зато потом четыре рабочих дня чувствовал себя удивительно легко, даже возвышенно. Не ходил, а порхал. Потому что тонны лишней тяжести исчезали, и вес возвращался в норму. Вот и сейчас, в очередной четверг, очень мечталось Зюкову киселя покушать, С настроением. Поэтому он курил трубку тестя и хотел. Он всегда тестеву трубку курил, когда настроение. А набивал ее махоркой. Дым у нее красивый: фиолетовый и стелется. Но зато тесный для внутренностей. Итак, Зюков сидел и воображал кисель, и смотрел в окно на жениного папашу. Тот гулял по ту сторону двойных рам с овчаркой. Зюков обычно овчарку с собой приводил. Незлую.

– А что, Туся, дочь космическая, дай-ка ты мне киселя, – тихо сказал Тит Бурдеевич. Он выпустил изо рта синий абажур дыма и, интереса ради, хлопнул по нему газетой. Абажур медленно опустился на ковер. Жена Туся обмякла.

– Ты вот, дорогой гость Тит Бурдеевич, сидите здесь под брой, а того, извините, не знаете, что в доме сахару нет.

– Сахару нет? – Зюков прищурил глаза. Он смотрел на бру. Он не знал, что это так называется, и раньше, указывая на занятный предмет трубкой, в шутку говорил, будто про овощ: «хрен». И прибавлял к этому красивое слово: «иерихонский». Это было смешно: «хрен иерихонский».