Читать «Седьмой крест» онлайн - страница 235

Но под конец все смолкло. Окрестность погрузилась в тот глубокий сон, который наступает обычно между полуночью и рассветом. Не переставая прислушиваться, он старался представить себе всю местность – все эти деревни, шоссейные дороги и проселки, соединенные между собой и с тремя ближайшими большими городами, всю эту треугольную сеть, в которую беглец должен был наконец попасться, если только он не сам дьявол. Ведь не мог же он действительно растаять в воздухе. Ведь должны были оставить какие-то следы на сырой осенней земле его башмаки; кто-то должен был раздобыть ему эти башмаки. Чья-то рука должна была отрезать ему хлеб и налить стакан. В чьем-то доме он должен был найти пристанище. Впервые Фаренберг представил себе совершенно отчетливо возможность того, что Гейслер ускользнул. Но такая возможность была невозможна. Разве не доходили до него слухи, что друзья отреклись от Гейслера, что его собственная жена уже давно завела себе кавалера и что его брат участвует в охоте на него? Фаренберг облегченно вздохнул: вероятное решение этого вопроса в том, что беглеца уже нет в живых. Наверно, бросился в Рейн или в Майн, и завтра его тело будет найдено. Вдруг он увидел перед собой Гейслера, каким он был по окончании последнего допроса: разорванный рот, дерзкий взгляд. Фаренберг вдруг понял, что надеется напрасно. Ни Рейн, ни Майн не вернут этого тела оттого, что Гейслер жив и будет жить. Впервые после побега Фаренберг понял, что гоняется не за отдельным человеком, лицо которого он знает, силы которого имеют предел, а за безликой и неиссякаемой силой. Но эту мысль он был в состоянии вынести в течение всего лишь нескольких минут.

– Ну, пора. – Молодая женщина помогла Георгу одеться, передавая ему отдельно каждую часть одежды, как это делают солдатские жены, когда отпуск кончен.

С ней я все мог бы делить, думал Георг. Всю мою жизнь. Но у меня уже нет той жизни, которую я мог бы делить.

– Выпей горячего перед уходом.

В свете раннего утра он едва различал ту, с которой ему приходилось расставаться. Она ежилась от холода. В окно стучал дождь. За ночь погода переменилась. Из гардероба донесся слабый запах камфоры, когда она вытащила какую-то некрасивую кофту из темной шерсти. Сколько бы я накупил тебе красивых кофт – красных, синих, белых!

Стол, она смотрела, как он торопливо глотает кофе. Она была совершенно спокойна. Проводила его вниз, отперла входную дверь и снова поднялась наверх. В кухне и на лестнице она спрашивала себя, не сказать ли ему, что она догадывается о его тайне. Но зачем? Это только встревожит его.

Когда она ополоснула его чашку, дверь в кухню открылась и на пороге показалась закутанная в одеяло старуха с седой косицей. Старуха тут же начала бранить девушку:

– Вот дура! Ведь ты никогда больше не увидишь его, уж поверь! Подобрала молодца, нечего сказать! Ты что же это, Мария, совсем рехнулась? Ведь ты даже не знала его, когда уходила вчера из дому, или знала? Что? Язык проглотила?