Читать «3 ошибки наших родителей. Конфликты и комплексы» онлайн - страница 63
Андрей Курпатов
Наконец, искренность. В такой ситуации она оказывается и вовсе невозможной! Если я не доверяю другим, не доверяю себе, то о какой искренности вообще может идти речь?! Разумеется, я подозреваю окружающих в неискренности и уже тем самым становлюсь неискренним в своем отношении к ним. Поскольку же они пережили ровно такое же детство, со всеми теми детскими откровениями, которые так хорошо известны мне, то и с их стороны все будет точно то же самое: они будут сомневаться в моей искренности, как я сомневаюсь в их чувствах и поступках.
Таков порочный круг. Поначалу — до двух-трех лет — я безгранично доверял своим родителям, но продолжалось это лишь до тех пор, пока я не понял, что они, оказывается, могут поступать, совершенно не согласуясь с моими чувствами и моим представлением о жизни (которое я раньше считал общим, единым, одинаковым). Пережив этот ужас, прочувствовав это разочарование, я начал испытывать недоверие к окружающим и к самому себе. Все это лишило мои отношения с другими людьми искренности, я стал играть, лукавить, врать и... запутался.
И вот мы снова стоим перед альтернативой — продолжать жить так, как мы жили прежде, или что-то переменить в себе и в своем отношении к окружающим. В любом случае, мы должны понять как минимум три вещи.
Во-первых, возникшее у нас однажды ощущение, что наши родители нас предали, — возможно, только ощущение. Мы же должны оценивать поступок другого человека не по тому, что мы в связи с этим поступком чувствуем, а исходя из того, какова была мотивация этого действия внутри головы того, кто его сделал (впрочем, подвергая анализу собственные действия и поступки, было бы правильным думать иначе — о том, какой эффект наш поступок будет иметь для другого человека). Как они могли знать, что лично для нас будет значить этот их конкретный поступок, слово или хотя бы взгляд?
Во-вторых, даже если мы и не ошиблись в этом своем ощущении, если родители действительно предали нас, ориентируясь в своих поступках не на наши, а на какие-то собственные интересы и нужды, то это, скорее всего, было сделано не по злому умыслу, ведь жизнь, мягко говоря, чуть более сложная штука, чем одни только отношения между родителями и детьми. Мы не стремимся поверять наши слабости окружающим, и это вполне естественно, ведь здесь присутствует все тот же страх, все то же недоверие. Наши родители не были исключением и, конечно, скрывали от нас свои слабости, собственную зависимость. Простить их за это — вот то единственное, что здесь остается.
В-третьих, нам необходимо осознать, что наше недоверие к окружающим подчас вовсе не следствие «здравого рассуждения» и «жизненного опыта», а просто наша еще детская привычка не доверять и сомневаться в искренности. Я не хочу сказать, что в мире людей нет и не может быть злого умысла. Но жить так, словно бы он — этот злой умысел — то единственное, что есть между людьми, это вовсе не «естественная самозащита», а напротив — способ лишить себя жизни, которая имеет смысл лишь в том случае, если мы все-таки способны на настоящую близость.