Читать «Осада Азова» онлайн - страница 160
Григорий Ильич Мирошниченко
– Не станем мы дожидаться врага, – сказал атаман Татаринов, – всю ночь до утра будем палить из пушек и пищалей по турецкому войску.
И началась пальба из крепости.
Турецкий лагерь, не ожидавший этого, загудел, заревел, заметался в тревоге…
Пальба продолжалась до самой зари.
Утром, когда пальба из крепости стихла, турки нашла под городом семьсот своих убитых воинов.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Главнокомандующий Гуссейн-паша ночью узнал, что в Азовскую крепость на помощь ее защитникам пришли запорожские казаки. Разъяренный главнокомандующий призвал в шатер Сейявуш-пашу и крымского хана Бегадыр Гирея. Когда они явились, Гуссейн-паша носился по шатру подобно лютому зверю.
– Сейявуш-паша! – заревел он. – Ты вчера высадил морской десант у Водяной башни?
– Твой приказ я исполнил в точности, – ответил тот.
– Сколько янычар ты поставил там?
– Пятьсот человек, восемь орудий.
– Почему же янычары ночью пропустили казачье подкрепление в крепость, тысячу неверных? Как это могло случиться?..
– Неверных оказалось вдвое больше, – спокойно сказал Сейявуш-паша. – Янычары не могли задержать их!
Главнокомандующий разразился бранью:
– Начальник десанта! Что ты сделал, дохлая свинья? Что ты сделал, жирный лжец? Шайтан! Ишак! Ты, очевидно, намерен каждую ночь пропускать в крепость казачье подкрепление?!
– На войне, – вяло сказал Сейявуш-паша, – ошибки в таких делах незбежны. К Водяной башне следовало бы доставить тысячу пятьсот янычар. Но Гуссейн-паше было угодно поставить их только пятьсот.
Гуссейн-паша злобно замахал кулаками и завизжал от ярости, как недорезанный поросенок. А когда снова обрел дар речи, то приказал:
– Принеси мне, жирная свинья, толстую палку!
Сейявуш-паша схватился за рукоять своей дорогой позолоченной сабли.
– Если ты ослушаешься меня, я немедленно сообщу обо всем султану, – прокричал Гуссейн-паша, – и тебя казнят за нерадивость!
Сейявуш-паша, склонив седую голову, вышел и вскоре принес толстую кизиловую палку, которой ГуссеГш-паша бил своих подчиненных. Главнокомандующий схватил ее и принялся остервенело колотить своего военачальника по сгорбленной спине, поднимая тучами густую пыль с его одежды, бил по длинным ногам, по рукам. Последний удар он нанес Сейявуш-паше по его яйцеобразной голове.
Сейявуш-паша, теряя сознание, повалился на землю.
– Сейчас же поставь тройную стражу у берегов Дона! – громовым голосом закричал Гуссейн-паша. – Перегороди весь Дон густым частоколом, чтобы не только человек, но и зверь, и рыба не могли бы пройти через него! Поставь у Водяной башни еще восемь, а надобно, так и десять пушек!
– Ты, – обратился он к крымскому хану, – куда ты смотрел? Где были твои татары ночью? Разве они не могли напасть на донцов и запорожцев? Разве они не могли порубить их своими саблями?
Бегадыр Гирей сверкнул на главнокомандующего орлиными глазами, сжал рукоять сабли в золотой оправе и с дрожью в голосе гневно произнес:
– Если ты отрубишь кисть моей руки, я не трону тебя. Но если ты прикоснешься ко мне твоей кизиловой палкой, я изрублю тебя саблей в мелкие кусочки. Еще ни в одном государстве такого не водилось, чтобы верховный главнокомандующий поступал так унизительно со своими старшими начальниками. В своей злобе ты дошел до того, что перенести уже невозможно. Я вижу, Гуссейн-паша, ты намерен и меня, крымского хана, бить кизиловой палкой. Остановись, сумасшедший!