Читать «Азов» онлайн - страница 210
Григорий Ильич Мирошниченко
Прихватил Иван в Москву для пытки и допроса четырех пленных татар, которые подтвердили Савве Языкову все, о чем говорил он государю. А от себя эти татары сказали на пытке, что «ногайские мурзы со всеми своими улусами перешли недавно на крымскую сторону и будут с крымским ханом воевать русскую землю». «Кейкудан-мурза, – говорили они, – отдавал свою дочь крымскому хану, чтоб тот дозволил им кочевать за Доном по-прежнему, но хан не взял его дочери и велел им кочевать по Кальмиусу от Перекопа и быть готовыми к войне… А Калаш-паше велел хан прислать в жены дочь Давлат. И захватил хан Адил-мурзу, Шаим-мурзу, Салтан-мурзу и Касай-мурзу, которые якобы сказывали, что крымский хан у турецкого султана теперь в непослушании за то, что он, султан, не присылает ему жалованья, шлет выговоры и ставит в вину погибель многих татар в бою с казаками на речке Быстрой. И крымский хан, – сказали они, – сам хочет идти войной на Русь».
Государя все это огорчило, и он стал милостивее к атаману Каторжному,
Иван Каторжный тайно и спешно отписал на Дон Алексею Старому, что после допроса тех татар государь изумился многому и велел отослать их в тюрьму.
Писал еще Иван Каторжный, что в дороге, за Северским Донцом, при Теплом Колодезе, на его станицу в тридцать человек напало татар триста человек. «А на речке Деркули напали на нас двести человек, а за речкой Ойдаром, не доезжая с полдня до речки Явсы, подкараулили сто татар. Станица, – писал Каторжный, – сидела в осаде с утра до вечера, дралась крепко. Побили мы многих и до царя доехали с божьей милостью, а семерых коней у нас убили наповал».
И главное, о чем писал он еще на Дон, касалось просьбы о пожаловании войску Донскому свинца, ядер и пороху. «А я подал государю нашу челобитную, а в ней было сказано, что мы, холопи его, помираем голодною смертью, все наги и босы, и взять нам, окромя его милости, негде… Свинцу, и зелья, и ядер железных пушечных у нас не стало. И ядра у нас на Дону делать некому и не из чего, железа у нас нет, а которые пушечные ядра у нас были, и те все изошли, расстреляли мы их в драках с татарами… А многие орды похваляются приходить ныне на наши городки и разорять нашу землю… Писал я государю, что донские казаки выходят з Дону в городы помолитца в монастыри, или к родимцам побывать, а их обдирают кабацкие и таможенные откупщики без воеводского ведома; теснят всякого казака и емлют с любого пошлину не в силу. В Посольском приказе о том и не ведают. И государь повелел – послать нам жалованье, сукна и хлебные запасы, и сухари, и крупы, и толокно, и вино, и зелье, и свинец, и селитру, и серу, и пушечные ядра – перед прежним во всем с прибавкой! Да только за то государь велел мирно и честно принять из Азова турского посла Фому Кантакузина. Давно не бывал у нас на Дону тот хитрый грек: гляди, чтоб он не разнюхал задуманного нами дела… А мне царь велел ехать на Дон встречать того посла с почестями. Со мной приедет на Дон за турским послом Кантакузиным дворянин Степан Чириков… И запомни, Алеша: государь вскоре пошлет на Дон строгую-престрогую грамоту – запрещает ходить под Азов, снова требует от нас мира с азовцами… Слава наша будет в потомстве… Другого дня счастливого у нас не будет…»