Читать «Следующий раз» онлайн - страница 7

Марк Леви

И Джонатан с Анной уступили давлению светского общества. Приличный облик пары был к тому же залогом профессионального успеха Джонатана. На том конце телефонной линии Анна замолчала, теперь он слушал её дыхание и старался угадать её жесты. Длинные пальцы Анны тонули в её густых волосах. Закрывая глаза, он даже начинал чувствовать аромат её кожи. В конце дня запах её духов смешивался с запахом дерева, пропитавшим все уголки мастерской. Их разговор завершился молчанием, Джонатан положил трубку и открыл глаза. У него под окнами непрерывный поток машин вытягивался в длинную красную ленту. Его охватило чувство одиночества, как бывало всякий раз, когда он оказывался далеко от дома. Он вздохнул, спрашивая себя, зачем согласился выступить с докладом. Времени оставалось в обрез, он разобрал свою сумку и надел белую рубашку.

Перед выходом на сцену Джонатан сделал глубокий вдох. Его встретили аплодисменты, потом зал погрузился в полутьму. Он встал за пюпитр с маленькой, как в суфлёрской будке, бронзовой лампочкой, освещавшей текст его доклада. Джонатан знал своё выступление наизусть. На огромном экране у него за спиной появилась первая картина Владимира Рацкина из тех, которые он собирался показать за вечер. Он решил представить полотна в обратном хронологическом порядке. Первая серия — английские пейзажи — иллюстрировала труд, которым Рацкин был увлечён в конце своей жизни, укороченной болезнью.

Рацкин писал свои последние картины в комнате, покидать которую ему не позволяло здоровье. Там он и умер в возрасте шестидесяти двух лет. На двух больших портретах был изображён сэр Эдвард Ленгтон (на одном он стоял в полный рост, на другом сидел за письменным столом красного дерева) — уважаемый коллекционер и торговец живописью, покровительствовавший Владимиру Рацкину. На десяти полотнах с небывалой степенью проникновенности изображалась жизнь бедных лондонских пригородов в конце XIX века. Презентация Джонатана завершалась ещё шестнадцатью картинами. Сам докладчик не знал, когда именно их создал художник, но посвящены они были молодости художника в России. На шести первых его картинах, заказанных самим царём, красовались придворные, десять других были плодами вдохновения самого молодого художника, потрясённого нищетой простого люда. Эти уличные сценки стали причиной вынужденного бегства художника из родной страны, куда он никогда уже не возвращался. На устроенной царём персональной выставке художника в санкт-петербургском Эрмитаже тот самовольно вывесил несколько этих картин, вызвавших громкий скандал. Император люто возненавидел его за то, что страдания народа он запечатлел красочнее, чем великолепие монаршего правления. Рассказывают, что на вопрос придворного советника по культуре о причинах такого поступка, Владимир ответил так: «Если в своём стремлении к могуществу человек питается ложью то в живописи властвуют противоположные законы. Искусство в моменты слабости может разве что приукрашивать действительность. Разве судьба русского народа меньше достойна изображения, чем сам царь?» Советник, ценивший живописца, ответил на эти его слова горестным жестом. Открыв в огромной библиотеке с бесценными манускриптами потайную дверь, он посоветовал молодому художнику бежать со всех ног, пока за ним не явилась тайная полиция. Больше он ничем не мог ему помочь. Спустившись по кривой лестнице, Владимир оказался в длинном тёмном коридоре — на настоящей тропинке, ведущей в ад. Двигаясь в потёмках на ощупь, водя ладонями по бугорчатым стенам, он перебрался в западное крыло дворца, попав из подземелья, где приходилось ковылять сгорбившись, в сырые каменные пещеры. Дряхлые крысы, семенившие в противоположном направлении, задевали его лицо, порой проявляли чрезмерный интерес к непрошеному гостю и гнались за ним, кусая за лодыжки.