Читать «Царь Армадилл (пер. Г. Чхартишвили)» онлайн - страница 3

Тем временем я – то ли в силу замкнутости характера, то ли из-за стариковского своего темперамента – увлекался главным образом китайским чаем. Был в чайнатауне один чайный домик, куда я наведывался буквально через день. Подружился с администратором, даже удостоился постоянного столика напротив кухни. Там я читал, занимался, болтал с подружками, закусывал. Просиживал часа по два, по три, а иной раз и по пять. Обсасываю утиную лапку и пытаюсь представить нашествие на мою страну чужеземных орд. Или уплетаю моченую редьку и читаю книгу, описывающую эпоху, в которую жили герои «Сна в красном тереме». А то еще хрупаю орешек, вынутый из рисового колобка, и сопереживаю бедным интеллигентам, которых мучают и обижают юные хунвэйбины. Не ходил я ни в дискотеки, ни на порношоу – грыз гранит науки: хлебал китайский чай и постигал обильную событиями китайскую историю.

Саэки, само собой, не упускал случая поиздеваться надо мной. «Ты что, парень, – говорил он, – ведь это Нью-Йорк, а не Шанхай».

Да, я не ел пицц и гамбургеров (а к суси и не прикасался), не резался в «блэк-джек», не баловался наркотиками. Но зато мог бы написать трехтомный трактат о высочайшей в истории человечества кулинарной культуре.

В общем, меня с души воротило от хулиганских выходок Саэки, а его, в свою очередь, тошнило от моего книгокопательства. Курса до третьего я еще как-то мог с ним общаться, но потом у него, по-моему, что-то разладилось с речью. Я перестал понимать, что он говорит, – на пятьдесят процентов это был нечленораздельный гул, идущий из глубин его организма, откуда-то из самых генов, а на остальные пятьдесят – наркотический бред. Ему уже мало стало торговцев наркотиками, Саэки обзавелся приятелем-химиком, который оборудовал у себя на кухне целую лабораторию по синтезу ЛСД. Раз в неделю они закатывали групповые «полеты».

– …Знаешь, я стал ощущать, как движется время. По-японски «время» – два иероглифа: «час» и «промежуток», так? Так вот, я чувствую, что в этот самый «промежуток» запросто помещаюсь весь, целиком.

– …Я тут ходил в «Метрополитен» – ну, картины и все такое. А в башке с ночи еще ЛСД гуляет. И вдруг – бац! – и меня, и всех остальных посетителей засосало прямо в холсты. А по галерее принялись разгуливать те, другие, с полотен Сезанна и Пикассо.

– …Сижу тут у себя, смотрю в зеркало. И вдруг мое изображение как заговорит! Знаешь, какой оно мне текст выдало? Я, говорит, в прошлом рождении был русским евреем, поэтом, который умер в сибирском лагере. Как, бишь, его звали-то… Черт, не выговоришь.

И этого типа я знал с самого детства! Чушь какая-то. Я испугался, что уже поздно, но все же предъявил своему приятелю ультиматум: если он хочет поддерживать со мной дружбу и впредь, то обязан выполнить ряд условий. Главное – больше никаких «полетов». Иначе точно улетит – в тюрьму, в рай или в Зазеркалье. Денег я ему одалживать больше не буду. Наоборот, постараюсь сделать так, что он их вообще получать перестанет.