Читать «Украденный Христос» онлайн - страница 3

Дж. Р. Лэнкфорд

Едва процессия ступила в длинный вызолоченный коридор, как засверкали вспышки фотокамер. Впрочем, снимкам было не суждено появиться в прессе – фотографы представляли церковь и фиксировали событие для ученых и духовенства. Среди них оказалась и женщина – стоило Феликсу взглянуть на нее, как та сразу зарделась. Он склонил голову набок, чтобы челка упала на глаза и скрыла его лицо, словно хранил целибат вместе со святыми отцами. Ему не хотелось нарушать чинной строгости шествия, хотя на душе у него было уже неспокойно.

Внешне все обстояло так, как и предполагалось: он в белом лабораторном халате, отец Бартоло – в сутане, а вокруг тишина, нарушаемая только их мерной поступью и щелчками фотокамер. Немногие наблюдатели, допущенные к действу, держались так чопорно, словно в ларце лежал накануне почивший, а не полотно двухтысячелетней давности.

Но вот они зашли в ризницу, и последние шорохи стихли.

Доктор с отцом Бартоло поставили ковчег на узкий деревянный стол. Затем Феликс прошел к коллегам – на каждом был белый халат и стерильные перчатки,– и они расступились, принимая его, первого среди равных и непоколебимого в вере.

Никто из них и представить себе не мог, что он еврей.

Да что там – сам Феликс узнал об этом только два часа назад. И сразу все воспоминания, все заботы обернулись сущими пустяками.

Он рассеянно наблюдал, как священники срезают алую ленту, открывают ковчег и вытаскивают нечто, напоминающее отрез красной тафты. Когда ее развернули, повеяло легким запахом сырости. Под тафтой оказалась льняная ткань цвета чая с молоком – Туринская плащаница.

На мгновение все замерли. Ученых, выстроившихся вдоль стены, священников и монахинь-кларисок, что некогда пришили к полотну особую подкладку и теперь явились отпороть ее,– всех заворожил вид священного савана, который мало кому доводилось лицезреть. Феликс почти не слышал слов тихой молитвы:

Благословен образ Господеньнежнейшой любовью и пламеннойскорбью Пренепорочной Девы Марии,держащей Тебя в сей мучительный час;подай же и нам исполниться этой любви и скорбии да творить волю Божью,покуда не иссякнут силы…

Мыслями он перенесся на два часа назад, к себе в номер, когда его сестра, Франческа, позвонила ему в Турин из Нью-Йорка и рассказала, что их последняя родственница, тетя Энея, скончалась от долгой болезни. Перед смертью тетя передала Франческе полную шкатулку писем, одно из которых, подписанное покойным отцом, адресовалось ему. Сестра, продираясь сквозь незнакомые слова, прочла Феликсу несколько страниц по телефону. Писали какие-то родственники из Италии, о которых никто из них прежде не слышал. В шкатулке нашлись даже ответные письма матери, так и оставшиеся неотправленными. Снова и снова он слышал «эбрео» (евреи по-итальянски), «фашисты» и «синагога». Феликс в замешательстве мерил шагами комнату, вслушиваясь в описания старых родительских паспортов с незнакомой фамилией Фубини. Наконец Франческа озвучила то, что он успел понять без нее: родители бежали из Италии, спасаясь от гитлеровского преследования, поскольку были евреями. Почему они это скрывали?