Читать «Избранные произведения в 2 томах. Том 2. Тень Бафомета» онлайн - страница 184

— Никогда, ни за что!… Вчера я получил от них первый сигнал. Вскоре ожидаю дальнейших… Я им нужен — им не прожить без меня… Я — их родитель… А теперь уходи, прошу тебя, уходи… Я хочу остаться один, мне это необходимо…

Я взглянул на него. Глаза помешанного. Потрясенный до глубины души, я удалился без слов.

БОГАДЕЛЬНЯ

Осень царила в мире — золотистая, с грустной улыбкой осень. Отцвели уже последние розы, а дикий виноград по верандам и садовым беседкам бессильно оползал вниз красноватыми завитками. На горизонте ржавели в утренних испарениях широко раскинувшиеся леса, по бульварам тихо стелились увядшие листья каштанов. Из предместий свозили в город запоздалые фрукты, огородники укрывали парнички циновками от утренних холодов, раскатывали по стеклам теплиц соломенные маты. Окна укромных домиков были уставлены вазами и кувшинами, из которых выглядывали бахромчатые короны хризантем и грустные астры, напоминавшие о конце теплого времени… Осень царила в мире — золотистая, повитая меланхолией, закутанная туманной вуалью осень…

Осень царила и в душе Помяна. Разрасталось, пуская цепкие корни, чувство неизбывного одиночества, жизнь окрашивалась в серые тона запустения. Один за другим пали на него два болезненных роковых удара: смерть любимой и внезапная гибель друга. Не прошло и нескольких недель после его визита, как разнеслась печальная весть о загадочной кончине отшельника. Труп Вжесьмяна, застывший в смертельной судороге, найден был в странном месте и в странной позе: перекинувшись через парапет окна, он пытался проникнуть внутрь давно заброшенной виллы напротив его дома.

Так странно ушел из жизни одинокий мечтатель, и только теперь, после его смерти, Помян вполне осознал, как крепки были связывавшие их духовные узы. После ухода Вжесьмяна в нем словно что-то сломалось, словно пресеклась главная артерия, соединявшая его с жизнью и ее делами. Гибель друга обрела со временем символическое значение, стала чем-то вроде указателя на будущее — предостерегающим знаком. Приглохли скрытые, самые глубокие струны души, остановился и замер ток, подспудно питавший его духовное бытие.

В мире, создаваемом другом, творчество самого Помяна словно бы находило оправдание и поддержку: книги Вжесьмяна зачастую были идеализированным воплощением тех мыслей, которые у Помяна обретали земную и более конкретную реализацию. Творчество друга было своего рода искуплением, Помян считал его очистительной жертвой за свой «грех» — за чувственный облик своих творений. Они с Вжесьмяном дополняли друг друга неповторимым образом: один взял на себя бремя отречения и остался в тени, другой, более приспособленный для житейских схваток и побед, грелся в лучах славы и поклонения. Помян вполне отдавал себе отчет в тихой жертвенности друга и, как только его не стало, не смел и не желал действовать в одиночку. А взваливать на себя его бремя, стать им, оставаясь собой, — нет, это ему явно не по силам…

Назойливым рефреном повторялся в памяти последний их разговор, отдельные его фрагменты разбухали до неимоверных размеров, все собой заслоняя. Он был не в состоянии думать о чем-то ином. Ночным аккомпанементом к раздумьям дня стал один и тот же, упорно повторявшийся сон — пейзажный, сохранивший смутную память о действительном, давно пережитом происшествии.