Читать «Истоки. Книга первая» онлайн - страница 235
Григорий Иванович Коновалов
– Какая жестокая несправедливость! – сказал Гитлер, сокрушенно качая головой. – Полмиром владеют ленивые анархические племена, а великая нация… – Не докончив фразы, он щелкнул пальцами, это получилось у него так громко, будто он расколол орех. – Я исправлю ошибки истории. Славянская империя будет сокрушена. Кроме меня, никто не сделает это.
Вместе с тем смутное подозрение тревожило его: если он не даст сигнала к штурму, то это сделают другие, например Геринг, а его, Гитлера, могут устранить, как устранили семь лет назад начальника штурмовых отрядов Рема… Залитый кровью цементный пол в подвале. Среди трупов расстрелянных стоит на коленях в изорванной, забрызганной кровью рубахе начальник штурмовых отрядов Рем. Судороги исказили полное лицо со шрамом, он рычит ожесточенно, что не виновен в заговоре. Офицер, заходя сбоку, стреляет несколько раз в его широкую, жирную грудь. Прежде чем упасть лбом в кровь, Рем выкрикивает, уже не в силах вскинуть руку вперед и вверх: «Хайль Гитлер!»
Воспоминание о гибели штурмовиков, при помощи которых Гитлер пришел к власти, обещая им покончить с крупными капиталистами, торговцами, евреями и коммунистами, пробудило в его душе страх за свою жизнь, породило подозрительность к своим заместителям, глухую ненависть к королям монополий. А разве шредеры, эссены, круппы, стиннесы остановятся перед его убийством, если придется спасать себя? Он вспомнил, как часами держали его в приемной президента Гинденбурга, как свысока смотрели на него все эти знатные, породистые фон папены, нейраты. И даже после совещания под Кельном, на вилле Шредера, когда короли капитала решили передать ему власть, много усилий потратил он, заменив старых министров своими. Сановники и сейчас не посчитаются с тем, что он живет для славы Германии, не приобрел ни акций, ни имений, как это сделали его министры, не курит, не пьет и не ест мясного. Ему хотелось напугать их, чтобы они бежали из Германии, как бежал Фриц Тиссен, и тогда бы он создал новую породу аристократов, всецело обязанных только ему одному.
«Не родись я вовремя, Германия давно бы была захвачена коммунистами. Я истребил коммунизм, я спас мир», – думал Гитлер, следуя за изменчивым течением своих мыслей. Так же как минуту назад он испугался за свою жизнь и пал духом, теперь он чувствовал себя веселым, сильным и независимым. Подпрыгнув, он сел на стол и, бойко болтая ногами в шевровых сапогах, подумал, растроганный:
«Мой бедный отец! Моя бедная мать! Вы бы сошли с ума от радости, если бы предчувствие шепнуло вам в свое время, что само провидение изберет вашего Адольфа орудием божественной воли».
Опираясь о стол пухлыми хрустнувшими пальцами, Гитлер спрыгнул на ковер и подошел к маленькому зеркалу.
– Мой бедный отец, моя бедная мать! – повторил он вслух со вздохом, моргая от навернувшихся слез. – Если бы вы знали!..
Теперь он не мог расстаться с любимой мыслью, окрылявшей и вдохновлявшей его даже в минуты самой беспросветной душевной подавленности: все-таки никто другой – не генерал, не дипломат, не потомственный политик, – а он, сын таможенного тирольского чиновника, простой ефрейтор Шикльгрубер, чуть не умерший от английских газов на Марне, стал вождем могущественной нации.