Читать «Кентавр в саду» онлайн - страница 37
Моасир Скляр
Она так и сверлила меня взглядом. История была ей явно не по душе. Но я держался твердо, глаз не отводил, просто сама безмятежность.
Что же у вас, собственно, за номер, спросила она. Скачем кругами по арене, ответил я, прыгаем через барьеры. А еще я могу читать стихи, рассказывать разные истории, играть на скрипке, но вряд ли это понадобится: публика умирает со смеху, стоит нам только появиться на манеже. Еще бы, сказала женщина, костюм и в самом деле забавный.
Она вынула из кармана пачку сигарет:
– Куришь?
До этого я ни разу не пробовал курить, но согласился. И конечно, подавился первой же затяжкой, закашлялся. Курить – кентавру вредить, пробормотал я. Укротительница засмеялась.
– Все бы хорошо, – сказала она, – но есть одна загвоздка. Серьезная. Не знаю, о чем вы договаривались с прежним хозяином, но цирк разорился, так что мне нечем тебе платить.
– Ничего-ничего, – перебил я. – Могу и за еду поработать, по крайней мере, первое время. Потом разберемся.
– Ну, раз так, можете сегодня и приступать. А зовут-то тебя как?
– Силва, – ответил я. – Мы с братом оба откликаемся на это имя.
Она протянула мне руку.
– Ты славный парень, Силва. – Ее ладонь задержалась в моей. – Думаю, мы найдем общий язык.
Она взглянула на часы, мужские, с большим циферблатом:
– Надо бы глянуть, как там дела. Сегодня вечером у нас премьера. Твой номер пойдет вторым.
Через прореху в драном занавесе я рассматривал набившуюся в цирк публику. Беднота: батраки из соседних поместий, рабочие, солдаты, домашняя прислуга; женщины с обвисшей грудью, беззубые дети. (А Педру Бенту? Не здесь ли он случайно?) Туземцы. (Пери?)
Незнакомцы.
Карлики вприпрыжку прибежали с арены. Твоя очередь, сказал кто-то за моей спиной. Я обернулся: это была укротительница, при параде по случаю представления: в цилиндре, во фраке, с хлыстом в одной руке и тростью в другой. Она улыбнулась, подмигнула: давай, смелей, Силва, я за тебя болею. Загрохотал барабан, фальшиво взвизгнул рожок. Поздравляю, сказала она, поправляя шитую золотом попону у меня на спине. Ну, я пошел, пробормотал я и неуверенной рысью выбежал на арену.
Свет ударил мне в глаза, рев публики – оглушил. Охваченный ужасом, я подумал, что вот-вот потеряю сознание, но ноги снова, как в далеком младенчестве, несли меня сами – три, четыре, пять кругов по арене. Под конец, как было условлено, выскочив на середину манежа, я встал на дыбы и чужим осипшим голосом поздоровался: добрый вечер, друзья! Как ни странно, публика ответила аплодисментами. И тогда, сам того не ожидая, я почувствовал, что – на этот раз уверенно и громко – произношу:
– Что-то я не расслышал, дорогие мои. А ну-ка еще раз: добрый вечер!
Добрый вечер, отозвалась публика; я стоял, улыбаясь, посреди манежа, а церемониймейстер объяснял зрителям, что перед ними кентавр с тунисских гор, последний экземпляр вымирающей породы. Затем он обратился ко мне: