Читать «К последнему городу» онлайн - страница 46

Колин Таброн

– У некоторых племен существовал обычай именно так мумифицировать своих мертвых. Это только выглядит странным… – сказал Роберт.

– Это очень личное.

– Это вовсе не личное. – В нем росло раздражение. – Инки устраивали целые шествия и проносили мумии по городу. – Он по-прежнему стоял к ней спиной. Ему хотелось только одного: чтобы она наконец закрыла рот и он мог спокойно оценить эту находку – свою удивительную удачу. Он сказал: – Инки обращались со своими мумиями как с живыми существами. Они беседовали с ними, иногда ели с ними, а порой даже спрашивали их о том, как назвать новые земли.

– Но мы чужие на этой земле. – Камилла посмотрела на странные желтые руки. – Мы – незваные гости.

Но Роберт не слушал ее. Он вытащил свой блокнот и стал что-то лихорадочно в нем записывать.

Она продолжала:

– В любом случае они неживые. Они мертвые. Они мертвы уже несколько сотен лет. Они заслужили покой.

– Естественно, они мертвые. – Его глаза перебегали с мумии на листы блокнота. – Но инки считали, что они разговаривают с ними. – Его голос приобрел резкие нотки. – Неутешительно, правда? Это бессмертие состоит лишь в том, что о тебе помнят другие.

Она услышала в его голосе знакомую горечь. Много лет назад, отчаянно пытаясь утешить Роберта после смерти его отца, она предложила ему то же самое затертое клише: бессмертие в памяти людей. Уже тогда он отверг это, беспомощно обнимая ее.

Теперь, как будто читая ее мысли, Роберт сказал:

– Потому что воспоминания не всегда хранят чистую правду, разве не так? Сам человек исчезает навсегда. На самом деле инки общались не с умершими. Они оставались лишь с собственными образами умерших и домыслами о них. – Он развернул мумию так, чтобы лучше ее рассмотреть. – В этом теле ничего нет. Его здесь нет. – И он снова принялся что-то быстро писать, как будто боясь, что пастух прогонит их отсюда раньше, чем он опишет этот труп в мельчайших подробностях.

Камилла повернулась к нему спиной. Скрип его ручки вызывал у нее чувство отвращения. Каждый раз, когда он заканчивал страницу, раздавалось самодовольное потрескивание. Камилла бросила взгляд на пастуха, в надежде найти поддержку, но он не понимал их. Он все мял и мял в руках шляпу, пытаясь скрыть непонятный стыд. В конце концов Камилла попыталась успокоиться и сказала, обращаясь к стене:

– Я думаю, мертвые заслуживают такого же покоя, как больные или спящие. Они беззащитны.

Роберт продолжал писать.

– Ты сама сказала, что они мертвые.

– Тело тоже часть человека.

– Но это даже не тело. Его полностью выпотрошили.

Она снова взглянула на скорчившуюся фигурку и вдруг осознала, что ее всю трясет, трясет от чего-то, похожего на жалость. Ей даже захотелось обнять этого молодого мужчину. Она не замечала никаких надрезов на его сморщившемся торсе.

– Он все еще человек, – просто сказала Камилла.

– Нет. Здесь ничего не осталось. Ни сердца, ни печени, ни даже мозга. Они вынули из него абсолютно все.

Говоря все это – а его слова казались ему чужими словами, совершенно безжалостными, – Роберт чувствовал, как это странно звучит. Он смотрел на забальзамированную оболочку. Все внутренние органы в таких телах извлекались через задний проход или влагалище, и оставалась только эта призрачная тень человека. Для инков внешнее было важнее, чем внутреннее, – его облик, черты, которые они привыкли видеть изо дня в день. При бальзамировании даже мозг – оплот памяти – просачивался вниз по телу, как жидкость, и впитывался в подкладку из хлопка, на которое было посажено мертвое тело. Так что все, чем был когда-то этот человек, его память о прошлом, концентрировалось в этом хлопковом тампоне. Роберт оглядел каменную комнату, как будто в ней могло быть что-то еще. Но комната была пуста. Он думал: в высохших флюидах мертвого мозга собраны все истории человеческих жизней. И он представил, как они освобождаются и улетают в воздух, когда человек умирает – воспоминания прошлого, инков, его собственного отца, – как они свободно парят в своем мире: весь воздух оглашен криками этих историй.