Читать «Хрустальный башмачок» онлайн - страница 6

Мы неуверенно кружились вокруг главного. То, что тогда мы поцеловались именно так, было явной ошибкой. Можно, наверно, целоваться и так, как это сделали мы, но только если обычный способ уже надоел. Да и то в самом крайнем случае.

…С тех пор меня неотступно преследовали воспоминания о мягких с каштановым отливом волосах Эцуко, ее податливой белоснежной коже, на губах сохранялся вкус того сдобного, сладкого торта. Ощущение это оставляло меня только в минуты, когда я касался ее тела. Присущая Эцуко ребячливость была ее "искусством". Во всяком случае, для меня она служила неодолимым препятствием. Представления, которые устраивала Эцуко, превратились в огромные, нелепые ширмы, отгораживавшие ее от меня, – может быть, этим я и был ошеломлен? Но возможно, во всех ее действиях было нечто вынуждавшее ее беспрерывно прибегать к своему "искусству"?

И даже в моих объятиях она все время увертывалась:

– Только разочек… Сказала же, только разочек.

У меня опускались руки… Сопротивлялась она, правда, не особенно энергично. Но все равно я уже был ни на что не способен. И, так и не растратив переполнявших меня сил, возвращался в магазин. Интересно, что она обо мне думала? А может быть, ей просто нравились такие дурацкие штуки, потому и играла со мной в прятки? А на следующий день я снова гонялся за ней по всему дому, делая вид, будто хочу съесть ее всю, с головы до пят.

Я жил как в тумане. Днем теперь уже почти совсем не спал. Не спал и ночами, хотя и утратил свое былое служебное рвение. Расставшись с Эцуко, в те минуты, когда я не шагал нервно из угла в угол, уронив голову на стол, я почему-то рисовал в своем воображении полет снаряда.

Время мчится со страшной быстротой. Но я не обращал на это внимания. Может быть, оттого, что я почти не спал, дни и ночи перемешались в моем мозгу, горевшем надеждой и нетерпением, и проносились как один бесконечный день. Однажды меня удивило вот что. Эцуко, собрав крошки крекера, залила их молоком и стала есть. Я понял – изобилие кончилось. В шкафу осталось лишь то, что нам было не по душе, – маринованные оливки, анчоусы, чеснок, кокосовые орехи, похожие на мелко накрошенную сухую редьку; пойнтер стал наведываться в соседские кухни… Наши летние каникулы подходили к концу.

У меня был знакомый по имени Ханэяма – даже если бы он выходил из бани, тот, кто не знал его, подумал бы, что он только что вылез из сточной канавы, куда случайно свалился. Он, наверно, и родился весь в грязи. При этом он никогда не был заросшим, не позволял себе надеть несвежую рубаху. Более того, имел собственный туалетный столик, и, в какой бы бедности ни пребывал, у него не переводились лосьоны и кремы, а обработанные перманентом волосы вились, как в низу живота. Он носил трусы в желтую горизонтальную полоску – "американские", хвастался он, готовый спустить штаны, чтобы продемонстрировать свои трусы, которые, по его мнению, были просто шикарными. Он без конца менял квартиры, поскольку все время влюблялся, но неизменно вызывал отвращение, и ему не оставалось ничего, кроме бегства. Каждый раз, когда у него появлялась новая возлюбленная, он приходил ко мне и подробно рассказывал о своих любовных историях, вызывавших у меня только скуку. Брызгая слюной, летевшей с ярко-красных губ, точно нарисованных на одутловатом, бледном лице, он с серьезным видом рассказывал о своей любви – это выглядело удивительно смешно и в то же время грустно.