Читать «В поисках потерянного разума, или Антимиф-2» онлайн - страница 160

С появлением либерализма (это эпоха просвещения, франкмасонства) все прежнее стало маркироваться как консерватизм, как застой и настаивание на воспроизведении прошлого, как поведение, приличествующее лишь диким племенам с их «старцами и мудрецами», хранящими традиции и передающие их из уст в уста. Разумный человек, понимающий, что он свободен, должен быть современным (модерн) и модным. Он должен тщательно следить за тем, что сегодня, сейчас, является тем, что отрывается от прошлого, и что, наоборот, уже не ведет человека вперед, а задерживает. Если нечто вчера было прогрессивным, то завтра оно уже консервативно просто потому, что прогрессивная установка нацелена не на воспроизводство того, что было вчера (пусть даже оно и было либеральным), она нацелена на производство нового. Если ты настаиваешь на чем-то одном долгое время, то ты из либерала превращаешься в консерватора, из служителя прогресса, в его противника, из паруса в якорь.

Эта «перманентная революция» (термин Троцкого) «загоняет клячу истории» (В. Маяковский), потому что смена новаций и их производство интеллектуальной элитой идет быстрее, чем народы успевают уследить за этим. Опоздавшие опаздывают навсегда, превращаются в тормоз, а революционеры вынуждены прибегать к массовому информированию о происходящем (Просвещению), либо насилию, подтягивающему идущих не в ногу, либо уничтожающим их. Соответственно, большинство не справляется с темпом культурной элиты, либо не хочет умирать, они выдают сознательное сопротивление, реакцию, а потому так и называются реакционерами или контр-революционерами.

Каждое последующее поколение считало, что оно обладает более широкими возможностями, чем предыдущее, оно свободнее, умнее, древность и прошлое все больше и больше становились символом заблуждений и дикости. Пока дело не дошло до эпохи Просвещения с его тотальной войной с «пред-рассудками», до модернизма, когда любой Шариков гордился тем, что «академиев не кончал», но выше всех, так как принадлежит к классу-гегемону, (не лучше положение и в высшем свете, где царствует «авангард» и «отстойным» считается уже то, что читали или носили в прошлом сезоне).

Естественно, что авангардом авангарда является молодежь, поскольку это единственная страта в обществе, которую ничего не держит в прошлом, которой действительно нечего терять. Молодежь энергична, склонна к экспериментам, в том числе и над собой. Но, в то же время, это ее проблема, она легко обманывается, ей, молодежи, легко внушить нечто старое под видом нового, просто потому, что она не отличает нового от «хорошо забытого старого». Старики часто оказываются прогрессивнее молодых потому, что настаивают на действительно новом, в отличие от юного поколения, которое бунтует против отцов, поднимая на щит ценности дедов, сами не зная того.

Но, с другой стороны, и этот механизм разумен, так как новое, которому следовали отцы, может оказаться так же не освобождающим, тупиковым вариантом. В этом случае, дети, следующие ценностям дедов, оказываются «реставраторами будущего», то есть они переносятся в точку выбора, на тот перекресток, где был совершен неверный выбор, и делают новый выбор, реализуют нереализованную возможность истории, которая осталась «под паром», про запас. Вот в таких танцах, два шага вперед, один назад, и движется история, конкретные решения которой определяются текущим соотношением сил между либералами и консерваторами.