Читать «Историческая личность» онлайн - страница 2

– Когда? – говорит Барбара.

– В ближайшее время, – говорит Говард.

– Мы свободны в первый день семестра? – спрашивает Барбара.

Маловероятно, но Говард перелистывает ежедневник. Вот этот день – 2 октября, понедельник и вечер – пусто. Прямо-таки знамение, и Говард без промедления достает свою ручку из внутреннего кармана. Он придерживает ежедневник на открытой странице; он пишет своим изящным бисерным почерком, будто начиная какую-то историю (как, по сути, и есть), одно слово «Вечеринка» в маленьком пробеле на плотно исписанной странице.

Кэрки устраивали вечеринки в это время в прежние годы, вспоминают они, и собиралось много людей, в конце-то концов они – весьма известная супружеская пара. Говард – социолог, радикальный социолог, маленький, энергичный, подвижный, вкладывающий всю душу; и вы, конечно, о нем слышали, потому что он постоянно на слуху. Часто появляется на телевизионном экране и написал две, заслужившие известность, набатные книги, отстаивая новые нравственные ценности, новый расклад для Человека. Он провел деловое литературное лето, и новая книга уже в пути. Кроме того, он пишет статьи в газеты и читает лекции в новом местном университете, все еще достраиваемой мечте из белогo бетона и стекла вольной архитектурной формы, раскинувшейся на склоне холма, точно к западу от юго-западного приморского городка, в котором они живут, и сразу же за ним. Уповая шагать в ногу со временем, университет всячески носится с социологией, а было бы трудно найти в этой области кого-нибудь, кто шагал бы более в ногу со временем, чем Говард. Его курс, посвященный революциям, это прославленный краеугольный камень, как и (в несколько ином смысле) его вмешательство в местные общественные дела, его роль в жизни города. Ибо Говард – известный активист, заноза в боку городского совета, гроза эгоистичной буржуазии, катализатор действий Союза потребителей, средоточие ответственности и озабоченности. Ну а Барбара… так она в эту минуту просто личность, – как она формулирует, – в тисках роли жены и матери, в убогой роли женщины нашего общества; но, разумеется, личность она тоже радикальная и по-своему активна не менее Говарда. Ее отличают осведомленность и компетентность во многих и многих областях. Она великолепная кулинарка, эксперт в вопросах детской литературы, неутомимая работница на ниве новых начинаний («Женщины за мир», «Крестовый поход детей за аборты», «Прекратить сексуальное подавление»). И она тоже привычная фигура на улицах, когда совместно с другими их блокирует, демонстрируя, что движение транспорта здесь вовсе не неизбежно, и в супермаркетах, когда она ведет свою ежедневную депутацию, чтобы вручить управляющему точнейшие до последней минуты списки, наглядно показывающие, что топленое сало «Фэйр фудз» на пенни дороже, чем оно же «Сейнтсбериз», или прямо наоборот. Она движется через площадки для игр, школы, травмопункты и парки в постоянном негодовании; она пишет в местную газету, когда ее черед. Когда бы вы ни посетили Кэрков, вам обязательно предложат новый вариант венского кофейного кекса и петицию на подпись. Ну а что до Кэрков, взятых вместе, этой весьма известной супружеской пары, то они давно примелькались в муниципальных домах-башнях, где они ездят вверх-вниз на пестрящих непристойностями лифтах, выискивая случаи вопиющей нужды для оповещения службы социального обеспечения, случаи безответственного материнства для представления в клинику планирования семьи; а также в кабинетах городского управления, где они настежь распахивают двери, укрывающие чиновников, и во всей полноте своего укоряющего человеколюбия предъявляют облекшуюся плотью статистику – семью, чьи права нарушены, не получающую положенных пособий, чьи жилищные условия не улучшены; да и вообще в городе, где они пробуждают сознание, назидательно вгрызаются во все печенки. Впрочем, Кэрки питают даже еще более высокие надежды. Каждое утро они просыпаются и тщательно осматривают небеса, не обнаружатся ли там темные руки, молнии богов или белые всадники, то есть доказательства, что скудная реальность, которую они так усердно обслуживают, претерпела удивительное преображение, и теперь это – новый мир, новый порядок, возникшие за одну-единственную ночь.