Читать «Диомед, сын Тидея. Книга первая» онлайн - страница 15
Андрей Валентинов
– Что, хитон намочил? Ну, ударь меня, Диомедик, ударь! Ударь, Собака этолийская!
Дурная Собака – это обидно. А этолийская – еще хуже. За такое полагается обижаться. Обижаться – и морду бить!
Меня тянут за руку. Сфенел? Да, это он. Капанид помнит правило: взрослый не может тронуть маленького. Не может – если тот не начнет первый. А вот тогда...
Смех – презрительный, обидный. Алкмеон смотрит прямо на меня, дергает губой своей заячьей (во, урод!), рука подбрасывает меч...
Р-раз!
– Плюнь на этого засранца, брат! Что он, что его отец!..
Чернота плещет в глаза. Они... Они не смеют говорить о папе!
Амфилох тоже смеется – еще гаже, еще обидней. Смеется, щерится.
– Эти этолийские недоноски только коз могут портить! Что, Диомедик, твой папочка, небось, всех козлов в Калидоне разом заменял? Потому и мамочка твоя не выдержала – сдохла?
Мама!!!
...Река шумит совсем рядом, тихая, спокойная. Странно, я не могу ее увидеть. Только плеск – и легкий теплый ветерок.
Тихо-тихо.
Тихо...
Река совсем близко, только шагни, только вдохни поглубже свежий прозрачный воздух...
Плещет, плещет...
– Держите! Держите!
Кого держать?
Рука сама собой сжалась в кулак, дернулась – наугад, не глядя...
– Тидид!!!
Остановил не голос – глаза. Никогда у моего друга Сфенела Капанида не было такого взгляда.
– Тидид... Ты... Не надо!
И тут я опомнился. Опомнился, удивился. И сразу же захотелось спросить «почему?». И не одно «почему» – много.
Почему так болит рука? И палец?..
Почему Капанид держит меня – и не за локоть, не за плечо – за горло, боевым захватом, которым нам обоим показал дядя Эгиалей? Почему Ферсандр... Ну, это я потом узнаю. Но вот почему Амфилох?..
– Ж-жив? Он ж-жив?
Странно, я никогда не слышал, чтобы зазнайка-Алкмеон заикался! Я никогда не видел...
...Видел! Такое лицо было у соседского мальчика, которого в прошлом году взял в себе Гадес. Мальчика звали Эгиох...
– Т-ты! Этолийская сволочь! Ты убил его! Убил!
Кто убил? Кого? Я настолько удивляюсь, что даже забываю обидеться.
– Да позовите кого-нибудь, позовите! Эй, сюда! Отец! Папа-а-а!
АНТИСТРОФА-I
Я не понимаю. Я ничего не понимаю.
Когда они собираются вместе – папа, дядя Капаней и дядя Полиник – горница (большая, на стенах рисунки – птички красные и желтые) сразу же становится маленькой. Дядя Полиник садится в левое кресло, папа – в правое, а дядя Капаней – на скамью. Обычно он смеется и говорит, что подходящее кресло для него еще не сработали. Но сегодня он не смеется.
Не смеется и дядя Эгиалей. Он – четвертый. Кресла ему не досталось, скамьи – тоже. Это неправильно! Дядя Эгиалей – сын дедушки Адраста. Мой дедушка – ванакт, а дядя – будущий ванакт. Когда он приходит, ему уступают лучшее кресло. И ковер стелят. Но сегодня он не сидит, а стоит. Стоит – и ходит, от двери к окошку, назад, снова к двери. И почему-то не обижается, что все сидят!
Я – пятый, тоже сижу. В уголке, прямо на старой шкуре. Волчьей. Она сыпется, ее наверно скоро выбросят...
Говорит папа. Нехотя, словно у него что-то болит. Говорит – ни на кого не смотрит.