Читать «Дверь № 3» онлайн - страница 18

Патрик О Лири

Он робко заметил, сочувственно глядя на меня, что мальчик может, конечно, если захочет, хотя согласно решениям Второго Ватиканского собора английского было бы вполне достаточно. Они оба посмотрели на меня, и я понял, что от моего ответа зависит очень многое. Встать на сторону матери или нет, оправдать или не оправдать ее ожидания. Не понял я другого – что в тот момент меня лишали собственной личности.

– Буду учить на двух языках, – кивнул я. Мать просияла.

– Мне кажется, святой отец, – заметила она, поправляя перчатки, – что у мальчика призвание свыше!

Следующие восемь лет я принадлежал матери всецело и, пока был достаточно мал, очень этому радовался. На день рождения отец всегда дарил мне новый блестящий серебряный доллар для коллекции, а мать писала открытку с обязательным религиозным нравоучением. В конце неизменно стояло: «Ты мой Божий дар. Твоя мама». Скоро я был уже старшим среди мальчиков у алтаря и дважды присутствовал на службе по воскресеньям, получил специальный наградной значок бойскаутов за благочестие, часто общался с духовенством и стал в их кругу чем-то вроде талисмана. Вместе с матерью мы штудировали жития святых и выписывали массу всяких брошюрок на религиозные темы. Для двенадцатилетнего подростка все эти сутаны, таинство обрядов и запах ладана были настоящей экзотикой, не говоря уже о перешептывании сверстников, почтительном уважении мужчин и кокетливых восторгах пожилых матрон. Я жил особенной, интересной жизнью. О девочках тогда вопрос еще не стоял.

Упиваясь привилегиями общепризнанной святости, я к тому же всячески выставлял ее напоказ, что сделало меня фактически изгоем общества. Удивительно даже, как меня не линчевали, поскольку для мальчишек школьного возраста существует лишь один смертный грех и одна-единственная священная заповедь: «Не донеси». Я же рассказывал все и про всех. Про тех, кто таскал сладости, кто врал, кто списывал контрольные, рисовал на стенах. Когда я выдал Пабло Петроцци, который украл велосипед, и он меня вздул, мать с гордостью врачевала мои раны, цитируя историю о юном христианском мученике, который позволил римским солдатам забить себя до смерти, но не отдал священную облатку, спрятанную за пазухой. Лишь годы спустя я с удивлением осознал, что все время, пока я был «послушником» своей матери, она практически ни разу ко мне не прикоснулась.

Первая трещина появилась, когда я был еще в семинарии. Однажды отец Хоппер сделал попытку отстраненно и очень деликатно объяснить нам то, о чем никто из класса, включая и его самого, не имел понятия: физическую сторону любви. Пока дело ограничивалось словами, все было нормально и вполне безобидно, но потом святой отец допустил роковую ошибку. Он отбросил научный жаргон и, подняв руку, сложенную так, будто хотел схватить воздушный шарик, пояснил со смущенной и глуповатой миной: