Читать «Мёд жизни (сборник)» онлайн - страница 249

Святослав Логинов

Такое отношение к мирозданию называется агностицизмом, и брат решительно не согласен с подобной постановкой вопроса:

– Что же, все люди от одного человека произошли? Надо от папы и мамы. А когда второй человек будет появляться – первый увидит.

– Он в это время слова придумывал, – говорю я, утверждая важность вопросов языкознания для развития человеческой цивилизации.

– Двух человек всё равно мало. Там, наверное, ещё кто-то появился сам по себе.

Это уже называется законами диалектики, переходом количества в качество.

– Может, и появился. Только первый человек в это время второго словам учил, вот они ничего и не видали.

Обучение важнее знания. Ян Коменский был бы доволен таким выводом.

– Но ведь потом ещё кто-нибудь появится сам по себе, и люди увидят.

Это уже скептицизм чистейшей воды. Отсюда один шаг до учения киников.

– Нет, – пресекаю я развитие философии, – потом людей было уже много и они сами по себе больше не появлялись, а только от пап и мам.

Что это, принцип Ле-Шателье, применённый к популяционным процессам, или одно из основных положений теории Опарина, гласящее, что развитие жизни уничтожает условия, при которых жизнь может возникнуть? Вопрос спорный. Главное, что отныне мы с братом точно знаем, как появились люди.

Таблица умножения (театр абсурда)

Детский сад на даче. Дети гуляют, а я, как всегда, маюсь со шнурками. Со второго этажа сбегает дочка воспитательницы Оля. Это совсем большая девочка, она уже школьница, окончила первый класс.

И вдруг Оля останавливается напротив меня, приподнимает мне пальцем подбородок и пристально смотрит в глаза. Я стыну, изнывая от неведомой тоски.

– А ты знаешь, – падает вопрос, – что пятью пять – двадцать пять?

– Не-е…

– Знай.

С тех пор я это знаю.

Убить бобра (героическое фэнтези)

И вновь детский сад на даче. Гуляем на зелёной, поросшей травой лужайке. Слева лужайка ограничена рядом молодых берёз. Белые стволы с чёрными крапинками стоят так плотно, что образуют подобие забора без единой щёлочки. И из-за этого забора доносится раскатистое рычание. И никто: ни дети, ни воспитательница, не обращают на него внимания.

Медленно иду вдоль берёзового забора, выискивая хоть какую-нибудь щель и вдруг прямо перед собой вижу проход. За ним – второй ряд сросшихся берёз, так что получается коридор с зелёным лиственным потолком. Удивительно нарядная картина! Я иду этим коридором и за очередным поворотом обнаруживаю круглую площадку. Она совсем рядом с нашей лужайкой, от детей и воспитательницы меня отделяет только ряд белых стволов, отсюда я слышу их голоса, заглушаемые рычанием. А на площадке, повернувшись ко мне спиной, сидит здоровенный бобёр. Он, громко рыча, грызёт кость: судя по всему – человеческую лопатку.

Я в панике. Убегать нельзя, зверь мигом заметит меня и сожрёт. И добро бы только меня, но ведь и всех детей, и воспитательницу тоже. Единственный достойный поступок – нападать.

Я бросаюсь на бобра, стараясь придавить к земле, бью кулаками. Бобёр неожиданно легко изворачивается, выскальзывает из-под меня, вспрыгивает мне на спину и кусает как раз между лопаток.