Читать «Зверинец верхнего мира» онлайн - страница 64

Дождь раскачивал деревья, живая крыша подражала лиственному шуму. Юбка на ней была такой узкой, что я не помню, как стянул с бедер этот кусок колючей ткани. Кофточка тоже отклеивалась с трудом, и какая-то серебристая упаковка с пилюлями потрескивала у нее под пальцами, когда она запускала в сумочку свою щепоть. Потом она прочитает мне стихи. Сядет, согнувшись, обхватив локти. Ее туфли блестели застежками растянутых ремешков, разношенные и пустые – у них был вид каких-то очисток. Вся одежда приклеивалась к ней, точно пластырь, и эти ремешки, синие, в перехлесте которых я увидел широкие раздавленные пальцы с бескровными ногтями. Только нежная линия подбородка и завиток ноздри и давали мне понять, насколько она хороша, когда я увидал ее в первый раз. В стихотворении будут рифмоваться «не бывают» и «молча убивают», и я никогда его больше не услышу. В нашей компании ее сразу приняли, полюбили и сделали для нее самое худшее: в день рождения взяли лодку и отвезли ее на тот же самый остров. Было шумно. Ей дали удочку, она поймала подлещика и двух больших окуней. Ночевать не осталась. За все это она подарила Игорю пластмассовую трещотку со свистком, которая сломалась на первом же концерте, для Наташки скопировала вязальный чертеж из тетради в клетку, и Юра до сих пор спрашивает меня: «Как там твоя Васька?» И он уверен, что все женщины, которые были со мной на протяжении последних двадцати лет, на нее похожи.

Дождливые дни в пять раз длиннее ясных, никогда не знаешь, чем еще заняться, и до того темно, что ночные кузнечики с длинными антеннами и сабелькой яйцеклада начинают ползать по занавескам и цыкать… С утра лило и лило, и бабушка в лиловом халате даже не принесла на террасу свою сардоническую улыбку, значение которой мы разгадаем в первые дни сентября. Я сидел на бабушкином месте поближе к вьюнкам, полным улиток, на коленях я держал планшет и рисовал моего песика мазками жирной туши. Я был в прекрасном настроении, продумывал направление мазка и силу нажима кисти. Никаких догадок, что бабушка, несмотря на все наши заботы, все равно умрет в свои девяносто три года, как ей того и хотелось. Калитку подергали. Собака останется недорисованной, без шерсти на животе, в действительности густой и длинной.

Есть такая девочка… Была. Короткое треугольное лицо, большой рот, похожий на губку, пропитанную сиропом или уксусом, щедро выступающий зад. Смешная фамилия, склонность к полноте и маленькие ножки, которыми она любила пинать своих неповоротливых поклонников. За одного из них (не знаю, за какого) она выйдет замуж. Приехали. Зашла в гости. Взяла с собой подружку: на турбазе комнаты на двоих. Кроме раздавленных пальцев и челки темно-каштановых волос я успел отметить только прямую осанку, худые плечи под серым пиджачком и дорогие джинсы, в которые она не влезет уже через год, противозачаточные таблетки прибавят ей формы.

Дневная невидимка (ничего, кроме подвижной одежды, ни глаз, ни рук, вот только эти пальцы в ремешках туфель) неожиданно сделалась ночной. В тот же вечер брожение субботней толпы прибило нас друг к другу как двух одинаково опустошенных людей. Дорога жила расспросами: «А вы откуда? А танцы там есть?» Отвечали, что нет, но мы не разворачивались, как будто ответ не стоил доверия. Доходили до места, находили замок на воротах, лезли в лазейки, набивались в беседки или в чужие комнатенки, пачкаясь мелом стен, стучались в окна домиков, устраивали кошачьи концерты под заборами дач, искали знакомых. У нас было принято одеваться вызывающе плохо. Рваные рубашки, брюки, разодранные от колена… Проходящие машины фарами освещали лохмотья, и так мы узнавали своих. Около полуночи брожение стихало, дискотеки закрывались, осторожное начальство студенческих лагерей боялось оргий, начинался обход домиков, палаток. Мы шли рядом, не очень заботясь, за какой компанией, скоро потеряли своих из виду, поленились лезть через закрытые на замок ворота ее турбазы, спустились на берег Волги. Большое тупое бревно с черным срезом, спасатель в будочке погасил прожектор, освещавший пляж. Темнота была влажной, тихой, чувствовалось какое-то одушевленное поскрипывание паров, пахло тиной. Казалось, пары готовы были заискриться. Близости должно предшествовать понимание или хотя бы нежность. Вот еще! «У меня от этой лестницы будут вот такие икры. И как я влезу в зимние сапоги?» Сапоги из бордовой кожи, последний подарок мужа, который шабашил прошлым летом на строительстве коровника. В моем летнем домике между нами заметалась ночная бабочка, пришлось ловить ее на ощупь на незагорелых, белеющих частях друг у друга. И потом давить ее пальцами. Рыбку, которая перепугала ее и заставила бежать из воды во время ночного купания, я так и не поймал.