Читать «Зверинец верхнего мира» онлайн - страница 54

XVI

– Написал отчет?

– Уже глубокая ночь. Где вы мотались?

– Навестили маму. Она все интересуется, когда.

– И что ты ей сказала?

– Сказала, скоро. Сказала, гроб обтянули, как она того хотела. Сказала, на седьмом еще не так заметно шевелится. А мама сказала, черепаха куда-то заползла.

– Здесь, Оксаночка, все всех обманывают. И привыкли. Но скажи ты мне, пожалуйста, зачем было давать сумасшедшей старухе мою детскую фотографию? Ведь это ты сделала?

– Нет – Сашка. Я бы ни за что не отдала эту, где ты так котятно куксишься. Тетя Паша просила какую-нибудь, Сашка и дала. А вот Костика я придумала. Сашка спрашивает, как мы его назовем? Я сказала: Костик. Тетя Паша, ты ее не бойся, ей так одиноко.

Оксаночка раздевается. Мама шьет ей широкие платья. Специально для беременных. А Парашютист изобретает все новые и новые конструкции. Сашка говорит, у него золотые руки, и голова у него тоже золотая. Ведь с чего начинал? С обычного пластизоля, который добывал на фабрике игрушек. А когда Оксаночка пожаловалась на опрелость, кожа ведь совсем не дышит под синтетическим материалом, он приступил к своим открытиям. И преуспел. «Хочешь, Оксаночка, я сделаю тебе такое, чтобы и шевеления прощупывались, и сердцебиения прослушивались?» – говорил он, разворачивая перед нами чертеж. Ах, если бы он мог продать свое изобретение, мы жили бы, не нуждаясь, мы освободили бы себя от повседневной работы. Целиком предались бы творчеству. Сашка стала бы находить черепаху в самых неожиданных местах, а Оксаночка развела бы целый детский сад, у нас четыре памятных фотоальбома. А я стану писать настоящие романы, вместо этого эпистолярного, страшной реконструкции детства старой Царь-Жопы, которой я занимаюсь уже несколько недель, входя в образ военного моряка, капитана второго ранга на пенсии. Этот капитан проездом посетил массажный салон Царь-Жопы и узнал в ней подружку раннего детства. Склеротические изменения, вызванные ранними лишениями и поздними излишествами, перестроили его память и заставили ее дать задний ход, в рай чистых отношений пухлого мальчика и бледной девочки, близорукой, в сползающих чулках.

История их начинается с ненависти. В припадке буйного разрушения, которых так боялись его родители, ибо он проявлял решительную нетерпимость ко всему сложно устроенному, фарфоровым статуэткам, часам с маятником и капризными фигурками, вееру, вазочке, костяному олененку на тонких ножках, украшавшему мамин туалетный столик, – однажды утром он разорвал ей на плече ветхое, ношеное-переношеное платье. Обоих выставили перед строем. Его обзывали «чертовой интеллигенцией», о ней говорили: девочка из бараков, родители у которой такие бедные. Мариночка Филимонова младшая в семье, и ей донашивать лифчики братьев и платьица сестер. Вот пусть его интеллигентная мама теперь потычет иголкой пальчики. Пусть они зашьют Мариночкино платьице. Происходящее глубоко оскорбляло обоих. С девочки, поставленной перед строем, сорвали одежду, которая, совсем бесшумно, еще больше разорвалась. Нагло ухмылялись дети, глядя на ее полосатый лифчик, желтые рейтузы и толстые, собравшиеся в гармошку чулки. Он простоял в углу до вечера и должен был держать в руках эту ветошь. Мама сразу выбросила ее, назначила в тряпки, и купила для Мариночки новое платье. (Помнишь, красное?) И они стали дружить семьями.