Читать «Любезная сестрица (Великая княжна Екатерина Павловна)» онлайн - страница 2

Правильно сделала! Иначе этим страхом да чрезмерной почтительностью ее невестку-страдалицу вовсе уморили бы до смерти собравшиеся вокруг ее ложа медицинские светила да повитухи. Только и знали, что кланялись да бормотали:

– Осмелюсь спросить, как себя чувствует ваше императорское высочество… А не соблаговолите ли потужиться, ваше императорское высочество…

Между тем оное высочество уже готовилось испустить дух, вот до чего дошло дело. И кабы не решительность императрицы…

С чувством исполненного долга Екатерина писала вечером того же дня, 19 мая 1788 года, милому другу Потемкину-Таврическому:

«Жизнь матери была два с половиной часа в немалой опасности от единого ласкательства и трусости окружающих ее врачей; и, видя сие, ко времени кстати удалось мне дать добрый совет, чем дело благополучно и кончилось». Маленькая принцесса появилась на свет в результате кесарева сечения – «вылупилась», как выражалась императрица. Поскольку, едва разродившись, Марья Федоровна залилась слезами: она ждала сына, сына, сына, а тут снова девочка, императрица взяла малышку под свое покровительство и велела наречь ее Екатериною – в честь нее самой. Да еще и присовокупила:

– Что проку в мальчишках? Они только на то и годятся, что делать детей своим женам. Мужской пол – еще не условие ума и удачливости. Посмотри на меня – я женщина, но император в России не какой-то там мужчина, а я именно я! – Екатерина частенько называла себя императором, а не императрицей. Ну а «какой-то там мужчина» – это, понятное дело, подразумевался ее сын Павел, которого она на дух не выносила. – Наша маленькая Катрин в свое время тоже взойдет на трон, и еще неизвестно, кто будет властвовать, она или ее супруг!

Говоря так, Екатерина Алексеевна имела в виду, что всякая особа из российского царского дома непременно выйдет замуж за какого-нибудь короля или принца, однако, чуть только Катрин подросла и начала понимать частенько повторяемые и пересказываемые ей бабушкины слова, она принялась придавать им совершенно другое значение. Она видела себя не на каком-нибудь троне вообще, а именно на русском!

Разумеется, об этих детских бреднях никто поначалу не подозревал. Императрица несколько даже разочаровалась в ней и описывала ее барону Гримму, своему постоянному корреспонденту с ноткой пренебрежения: «О ней еще нечего сказать, она слишком мала и далеко не та, что были братья и сестры в ее лета. Она толста, бела, глазки у нее хорошенькие, и сидит она целый день в углу со своими игрушками, болтает без умолку, но не говорит ничего, что было бы достойно внимания».

Впрочем, именно этой замкнутостью и тихостью нрава и понравилась двухлетняя сестричка старшему брату Александру, который был старше ее на десять с половиной лет. Сам он был склонен к задумчивости, тишине и созерцательности, переизбыточное оживление большого семейства немало раздражало его, оттого среди всех прочих братьев и сестер он и предпочитал Катрин. И стоило ей ощутить это ласковое внимание брата (мужское внимание – как определяла для себя императрица, прекрасно знавшая, что у любви нет возраста, так же, как слов «уже поздно» или «еще рано»), как она мигом перестала быть «белой и толстой», перестала сидеть в углу с игрушками, а принялась кругом бегать за братом, и оторвать ее от Александра было совершенно невозможно. Причем чем дольше, тем меньше бескорыстного, невинного восхищения светилось в ее ярких, темных, больших глазах, а тем больше можно было увидеть в них ревности собственницы, никому не желающей уступать любимую игрушку.