Читать «Во второй половине дня» онлайн - страница 13

Константин Яковлевич Ваншенкин

У самого полотна начиналось мелколесье, и среди него, на подступах к большому лесу, поднимались отдельные высоченные ели, а дальше, среди черноты елок струились редкие стволы берез, и все больше было золота осени. И вдруг возникали рябины, рябины, с яркими, щедрыми кистями ягод, а у многих краска ударила и в листву. Посадил их, что ли, кто-то вдоль пути, эти рябины?

Рассеивался туман, едва трепетал волглый воздух меж отсыревших сосен, и вдруг как по сердцу, серая, такая северная, холодная полоска воды.

В одном месте лес расступился, ненадолго открылся чистый холм с двумя соснами на вершине, а за ним целая панорама – избы, церквушечка на пригорке, опять серая вода, и опять лес, лес, лес. Этот холм так уверенно и горделиво господствовал над окрестностью, что Дроздову неожиданно вспомнились неизвестно откуда удивительные слова: престол природы.

По-прежнему стоял за летящим вагонным окном белесый рассвет, а теперь уже было ясно, что он длится здесь целый день.

Дроздов вышел на маленькой станции, прошелся вдоль состава. Было тепло. Бабы продавали бруснику и красную северную картошку, которую ведрами покупали проводницы. Перед вагоном выстроилось несколько бездомных железнодорожных собак, терпеливо и безропотно ожидающих подачки, и вчерашняя проводница засуетилась.

– Ах, вы, миленькие, я ведь про вас позабыла, сейчас принесу, – и объяснила Дроздову: – Знают меня. А на восточном направлении есть станция, там козы. Там этих коз многочисленные табуна, черные все от угля. К вагонам подходят. А здесь собаки…

На стенке деревянного станционного здания висел плакат: «Донор – лучший друг больного», за окном парикмахерской кого-то стригли, укутав до горла простыней, – а кругом стояла мягкая ровная тишина.

Вылез парень-сосед, подошел к газетному киоску: «Можно лотерейный билет без очереди купить?» Ему Не ответили.

Потом Дроздов опять стоял в коридоре, смотрел на голубые капустные поля, на серые дома северных поселков, крытые тесом или щепой. И опять лес, лес, лес…

А где-то сбоку, в вагоне, звучал давно не слышанный северный говорок: «На поезд не сести», «Всего не съести», и оживали в разговоре волшебные названия станций: Удима, Кизема, Урдома.

Вышел сосед, стал рядом.

– Скоро доедешь? – спросил Дроздов.

– В одиннадцать с мелочью. Жена встречать будет. По берегам рек и речек высились штабеля леса. Кабель-кран вынимал бревна из воды.

– Лесу пропадает много, – сказал парень, – не успевают выкатить, он вмерзает, весной уходит со льдом. Много уходит. Норвеги лесопильный плавзавод держат в Баренцевом на нашем аварийном лесе только, да и не один завод-то…

Потом парень сошел – его действительно встречала молодая женщина, – а Дроздов все стоял в коридоре, и снова за окном мелькали речки и запани на них, появлялись и уходили голые поселки с широкими улицами, нескончаемо тянулись леса, и в мелколесье, где больше встречалось лиственных пород, – чем дальше, тем заметнее выделялись пестрые краски осени.