Читать «Армейская юность» онлайн - страница 18
Константин Яковлевич Ваншенкин
Под облаком что-то зашевелилось.
– Я! – ответил его голос. Он поднялся, ругаясь:– Во дает, сволочь! – Ощупал себя. – Вроде все цело… Увидал сверху белое – и бросил, – объяснил он мне и добавил деловито: – Давай отойдем отсюда, почистимся…
Через пять минут он сказал:
– Ну иди, а я пойду обратно, там еще перин много, – Так он же опять белое увидит…
– Там ковры есть, я сверху ковром накрою…
Вот такие были ребята, И прыгали безотказно, хотя, скажем прямо, без особого удовольствия. Это ведь был не аэроклуб ДОСААФ, где прыгают по призванию и с гораздо большей подготовкой. Некоторых высота очень смущала.
Сержант Хабибов, человек смелый и дисциплинированный, трижды раненный, говорил командиру взвода перед прыжком:
– Прыгать не буду – толкай меня, слушай!…
И его толкали, а он отчаянно цеплялся за всех, а потом сам же смеялся над собой.
А Петя Секретарев, подходя к раскрытой двери самолета, не делал положенного шага наружу, а быстренько садился и съезжал туда, в бездну. Ему, наверное, казалось, что так будет ниже.
Но один парень из соседней роты упорно отказывался прыгать. Он дергал за кольцо внутри самолета и выбрасывал купол так, что уже не мог прыгать. Его сажали на гауптвахту, обсуждали на комсомольском собрании – ничего не помогало. Он был отправлен в маршевый батальон.
Кудряшов появился у нас под вечер. Он шел следом за элегантным старшиной Петровым и рядом с ним выглядел особенно неказисто. На брезентовом поясе у него болтался котелок. Шел он большими шагами, слегка шаркая подошвами. Положив вещмешок у входа в землянку, он подошел к нам. Мы курили. Я как раз достал свой портсигар – жестяную коробку из-под зубного порошка. На крышке был нарисован негр с ослепительной улыбкой. Кудряшов обратился ко мне уважительно:
– Солдат, разреши твоего табачку отведать… Все захохотали, некоторые даже до колик. Рассудительный Боря Чернев, очень любивший фотографироваться, сказал поучительно:
– Разве табак – еда, чтобы его отведывать?
Но Боря не понял. Смеялись не этому. Смеялись удивительной интонации, с которой это было сказано, непередаваемой интонации глубокого старика.
Мы даже подумали сперва, что он дурачится. Сам он держался солидно, взял у меня щепоть махорки, свернул козью ножку, достал из кармана «катюшу» и задымил.
Пожалуй, целый месяц каждая фраза Кудряшова встречалась добродушным хохотом. Потом привыкли. Он действительно говорил смешно. Например, одно его выражение стало во взводе крылатым: «Выходи строиться с котелкам!» Но главное в нем было – стариковская интонация и стариковская степенная манера держаться. Вскоре все объяснилось.
Был он родом из глухого закамского села, железную дорогу увидал в первый раз, когда пошел в армию. Отец и мать его рано умерли, и Кудряшов воспитывался у деда-лесника. Сызмальства жил он с дедом в лесной сторожке, оттуда и в школу стал ходить. Интонацию и манеры он невольно перенял у деда. Рассказывал Кудряшов неторопливо, н мы легко представляли себе темный шумящий лес, маленькую сторожку и двух старичков у огня: старого и малого.