Читать «Армейская юность» онлайн - страница 14
Константин Яковлевич Ваншенкин
– Запасное бельишко захватили?…
Все эти напутственные выкрики шутливы, добродушны. Пройдет время – мы тоже будем «пугать» новичков.
Еле заметно посветлело небо с востока, вот уже обозначилась легкая розоватая полоска на горизонте, упал ее отсвет на ближние к ней облака. Густая роса. Туман. Сколько раз на постах и в походах пред тобой, на твоих глазах, совершается великое таинство: ночь превращается в день!
Идем по краю поля. Кто-то кричит:
– Смотрите!
В нескольких шагах от нас приземляется парашютист, рядом другой. Мы чувствуем, как сильно они ударяются о землю.
Это заканчиваются ночные прыжки. Ночь коротка, и последние прыгают уже на рассвете.
Уже совсем светло. Подходим к аэростату (в просторечье его называют «колбасой»). Его надутая оболочка серебрится, под ней на канатах укреплена открытая корзина, или гондола, на четырех человек: три парашютиста, один инструктор. Похоже на летательный аппарат Жюля Верна.
После каждого прыжка аэростат возвращают на землю с помощью троса, наматываемого мотором на барабан.
Надеваем парашюты: на спине – главный, на груди, вернее даже на животе – запасный. Бегает начальник ПДС, все проверяет. Нас разбивают по трое. И уже садится первая тройка.
– Карабины!
– Есть карабины!
Этот прыжок – с принудительным раскрытием, то есть парашют открывается сам, автоматически. За особый трос зацепляется карабин, к нему крепится длинная веревка – фал. Другой ее конец тонким шнурком привязан к куполу. При прыжке веревка натягивается и вытаскивает купол и стропы из мешка на спине, после чего шнурок обрывается, ты окончательно отделяешься от аэростата или самолета, и купол наполняется воздухом.
Вот уже прыгнула первая тройка. Вот они летят, весело переговариваясь в воздухе.
Аэростат опускается. Пора и нам. Мы садимся – Мишка Сидоров, Вася Демидов и я. Я вхожу последним – значит, прыгать мне первому.
– Карабины!
– Есть карабины!
– Давай!…
Мы стремительно взлетаем вверх по вертикали. Как в лифте. В корзине тесно, сидим, касаясь друг друга коленями. Инструктор зевает, он не выспался, ему скучно.
– Комаров развелось! – говорит он. – Вечером жизни нет!…
«Отвлекает», – думаем мы и молчим. Инструктор смотрит на ясное, еще бледное небо.
– А денек нынче будет хороший!… Мы не отвечаем.
Он стучит ногтем по стеклу альтиметра. Стрелка подходит к цифре «400».
– Приготовиться! – бросает он лениво и открывает дверцу, как калитку в палисад.
Я встаю и все-таки смотрю вниз. Голова не кружится. Земля очень далеко, еще в утренней дымке, пронизанной солнцем, далеко-далеко, на дне бездны, и в то же время она близко: видны игрушечные домики, лесок, железная дорога.
– Только не толкай, я сам прыгну!…
– Зачем мне тебя толкать? – отвечает он, зевая. – Пошел!
Я прыгаю, как учили, стоймя, «солдатиком». Правая рука должна лежать на кольце запасного – на случай чего. Но куда там! Я не помню, где она. Это уже в дальнейшем ловишь себя на том, что рука как пришита к кольцу.
И вдруг рывок. «Динамический удар», – думаю я. Скорость падения так резко замедляется, что какое-то время кажется, будто летишь вверх. Задираю голову. Надо мною раскрытый, наполненный воздухом купол. Все в порядке!