Читать «Ущелье белых духов» онлайн - страница 84

Валентин Афанасьевич Новиков

— Выкапывать.

— Сам, что ли, рыться будешь? Или рабочие? А ты только командовать?

— Папа. — Виталька отложил ложку. — Я никем не собираюсь командовать. А палеонтологические раскопки — это очень трудное и сложное дело. Учёным иногда приходится работать в зоне вечной мерзлоты или в пустыне.

— Зачем тогда это нужно? Мать вон хочет, чтобы ты стал инженером. Отработал свои семь часов — и дома. А то ещё вечная мерзлота, пустыня… Ты вон даже из этой экспедиции пришёл обтрёпанный, грязный, худой. И профессор ваш имел вид не лучше, не солидный он какой-то, между нами, конечно. Я сам видел, как он солёный огурец ел на улице. Разве это дело? Надо обедать дома или в столовой. А так ведь люди смотрят.

— Почему же ты не подошёл к нему и не объяснил?

Виталька сдерживался, слушая рассуждения отца о бесполезной науке палеонтологии, но когда тот заговорил о Семёнове, не выдержал.

Отец сразу умолк. Больше за обедом они не сказали друг другу ни слова.

Едва отец ушёл, мать села рядом с Виталькой, обняла его и, уткнувшись в его плечо, рассмеялась.

— Что ты, мама?

— Ничего. Просто я рада, что ты у меня такой.

— Какой?

Она погладила его голову и поцеловала в щёку.

— Думаешь, не вижу? Я стала моложе на десять лет, как поняла, какой ты. Мне теперь снова хочется жить. Жить для тебя, чтобы слышать, видеть тебя. А насчёт того, чтобы ты стал инженером, я просто так сказала, к примеру. Мне всё равно, кем ты будешь, сам выбирай, тебе виднее.

Витальку, как громом, поразили слова матери. Он знал, что у него никогда уже не будет близости с отцом. Время не сближало, а всё глубже разделяло его и отца, и те слова, которые отец повторял из года в год, со дня на день, становились всё более пустыми, тяжёлыми и ненужными. Его запоздалые поучения, бесполезные нотации заставляли Витальку больше и больше замыкаться в себе. И из-за этого он не замечал, как внимательно прислушивалась мать ко всему, что он говорил, как пристально смотрела на него.

— И откуда ты у меня такой? — говорила она, заглядывая Витальке в глаза. — Просто я сама себе не могу поверить. Теперь мне хорошо, мне так хорошо, Виталик. Ты и есть моя радость. А пальто, — она махнула рукой. — По мне что есть оно, что нет.

Волосы у неё стали редкие и сильно поседели, острые уголки губ опустились, от них шли горькие складки.

Виталька молчал. У него не было сил сказать ни слова. Да и что он мог сказать?

2

Через месяц в посёлке уже забыли о профессоре и его спутниках, будто их и не было. Только Виталька без конца думал о них. Они уехали сразу же, как только вернулись с озера. Николай подарил Витальке свою зеркалку, и теперь Виталька фотографировал всех друзей и знакомых: ребят из своего класса, мать, отца, Илью. Он уже не знал, куда деваться от желающих сфотографироваться.

Проявлял плёнки и печатал фотографии он у Марата. У того в кладовке был увеличитель, ванночки и красный фонарь, но фотографировал он «Сменой» и фотографировал плохо.

Проявив новую Виталькину плёнку, Марат осмотрел кадры на свет и ухмыльнулся. Там сплошь были Анжелика и Рэм. На одном снимке Анжелика и собака стояли рядом, на другом — Анжелика сидела на крыльце своего дома, обняв собаку за шею, на третьем — Анжелика с гитарой и возле неё Рэм. И так без конца. Лишь изредка эти снимки перемежались другими: Игорь Филиппов в полной форме вратаря с мячом в руках, Вадик Скопин, группа ребят из их класса, Виталькины мать и отец. Снимки получались удивительно чёткими, фотоаппарат схватывал на коротких выдержках любое движение. Вот собака в прыжке через барьер, вот бежит Анжелика. Опять Анжелика, опять собака…