Читать «Тополиная рубашка» онлайн - страница 11

Владислав Петрович Крапивин

Она деловито разворачивает большущий мешок. Край мешка чиркает меня по ногам грубой тканью и какими-то колючками.

— Ну-ка, берися, — говорит она молодой. Вдвоем они растягивают верх мешка, и он разверзается передо мной темной пастью. Из "пасти" пахнет гнилой материей, пылью и отрубями. Я хочу отшатнуться, только сил нет.

— Лезь, — требует пожилая. — Неча время тянуть.

Я представляю, как там темно, душно и колюче.

— Не... — беспомощно говорю я. — Не надо...

— Как это не надо? Ну-ка, давай...

— Так полагается, — объясняет высокая. Голос у нее почище и несердитый.

— Ну, пожалуйста, не надо... — бормочу я. — Лучше я... так...

— Четой-то "так"? — недоверчиво сипит пожилая.

— Я сам пойду. Без мешка...

— Ишь чё надумал. Без мешка дело не делают...

— Да пусть, — говорит высокая. — Не все ль равно?

— Ну, пущай... — ворчливо соглашается квадратная тетка. — Мне чё? Оно и лучше, тяжесть не таскать.

— Тяжести-то в нём... — тихонько говорит высокая. — Ладно, пошли.

Они сходят с крыльца не оглядываясь — знают, что я никуда не денусь. И я заколдованно бреду за ними. Через двор, через огород, между грядок, где хватает за ноги холодная картофельная ботва...

Я понимаю, куда мы идем. К бане. Там, в квадратном окошке с перекрестьем, качается желтый огонек.

Кто там? Что там? И что со мной сделают?

Банька недалеко, но мы идем к ней долго-долго — будто через большое поле. И над нами половинка луны — обесцвеченная в светлом небе.

И вот дверь...

Сколоченная из тяжелых плах, дверь эта отъезжает в сторону с натужным визгом. Изнутри вырывается запах остывшей бани: влажного дерева, березовых листьев, золы, холодных мочалок. Меня подталкивают вперед. "Проснуться бы", — безнадежно думаю я напоследок. Но теперь такое чувство, что все это не во сне, а по правде. Делать нечего, шагаю в предбанник. Здесь темно, однако приоткрыта дверь в главное помещение (тетя Тася зовет его "мыльня"). Там колеблется свет.

— Иди-иди... — шепотом говорят мне в спину.

Я иду...

Раньше, когда я бывал в этой бане, мыльня казалась мне тесной. Того и гляди, зацепишься то за горячую печку, то за лавку с ведрами, то за мохнатые веники на стене.

Но сейчас я увидел, что мыльня стала просторнее. Посреди нее появился щелястый стол из некрашеных досок, вокруг стола — табуреты. Печка с вмазанным в нее котлом словно отодвинулась в угол, полка, на которой парились с вениками, поднялась к потолку. А сам потолок стал выше.

Горели две свечи — на столе и на краю высокой полки. А лампочка у потолка не горела. Оно и понятно: всяким злодеям и нечистой силе электрический свет не по душе. В дальнем углу маячила какая-то машина с деревянным колесом и высокой рамой. Вроде как станок для пыток (я видел такой в трофейном фильме "Собор Парижской Богоматери"). Я подумал об этом отупело и без особой тревоги. В другом углу — у печки — кто-то тяжело возился и кряхтел. Я разглядел пышную груду тряпья, блестящие очки и цветастый платок. И через несколько секунд понял, что там возится и сопит, сидя на скамье, толстая очкастая старуха с мясистым носом.