Читать «Алая линия» онлайн - страница 42

Яков Михайлович Свет

Колумб, глядя на королеву, испытывал необыкновенный восторг. Эти ловкие, тонкие пальцы, это лицо, нежное, мудрое, эти лучистые синие-пресиние глаза, согретые затаенными думами…

Воистину в целом свете нет королевы краше доброй и отзывчивой доньи Изабеллы.

А кардинал Мендоса (ему ли не знать королеву: долгие годы он был ее исповедником) не без опаски поглядывал на предмет тихих восторгов простодушного адмирала.

Кардиналу ведома была цена обаятельных улыбок и ласковых взглядов королевы. Она великолепно владела даром привлекать доверчивые сердца. Но кардинал знал: когда внезапно леденеют ее глаза, когда сжимаются ее губы, жди беды. И уж если приняла она решение, никакие силы не спасут жертву ее расчетливой ярости.

Она никогда не выходила из себя, голос ее всегда был спокоен, каждое слово тщательно взвешено. И никому, не только кардиналу, но и самому господу богу, неведома мера ее неумолимой твердости и холодной жестокости.

Кстати, о Господе Боге. Сомнения нет, королева – опора истинной веры, но порой кажется, что Саваофа и все его небесное и земное воинство она заставляет служить своим тайным целям.

Кому как не ей подвластна святейшая инквизиция? И не куда-нибудь, а именно в ее казну идет добро изгнанных, замученных и сожженных иноверцев и еретиков. Король, когда королева была рядом, чувствовал себя не очень уверенно. Изабелла всегда внимательно его выслушивала, всегда с ним соглашалась и всегда все делала по-своему. И всякий раз он убеждался, что она поступает наилучшим для них обоих образом.

Изабелла, родись она не во дворце, а под соломенной кровлей хлева или в цыганском шатре, все равно была бы – тому порукой ее властная натура и жестокий ум – первой и на скотном дворе, и в кочевом таборе.

Фердинанд же, появись он на свет не в королевских чертогах, а в доме простого смертного, вероятно, стал бы лавочником. Плутоватым лавочником, из тех, кто наживает деньгу, подпиливая гири и промышляя лежалым и гнилым товаром.

Подслеповатые хитрые глазки, нос грушей – да на любом толкучем рынке Арагона и Кастилии такие лица попадались на каждом шагу, возбуждая подозрение у местных альгвасилов.

И, право же, любой сарагосский барышник, угнездившись на троне, проявил бы не меньшую ловкость в дипломатических делах.

Что и говорить, дипломатом король Фердинанд слыл изрядным. Ему доводилось обводить вокруг пальца даже Людовика XI Французского, хитрейшего государя Европы.

Но Фердинанд всех обманывал и предавал с такой наглостью, что его стали опасаться самые близкие друзья, и он растерял бы последних союзников, если его дипломатическую прыть не умеряла бы королева.

Это собеседование в таинственной дворцовой полумгле очень радовало короля. Земли, которые не столько, правда, ему, сколько королеве преподнес адмирал моря-океана, вводили короны Кастилии и Арагона в лабиринт непредвиденных и запутанных дипломатических интриг, а по части интриг король был большой дока.

Но короля раздражало многословие его собеседников – адмирала и кардинала.