Читать «Ужасные невинные» онлайн - страница 218
Виктория Платова
Левая половина губ, как и левая половина лица, – затемненная, нереальная, почти не прочитываемая – о ней стоит сказать особо. Левая половина губ – стебель дикого шиповника, усеянный мелкими колючками, его одинокий цветок так же мелок. И он не розовый, каким бывает в природе, – темно-красный. Там, где должна быть левая бровь, – целый клубок пауков, их никак не меньше трех, я признаю в них пауков-сенокосцев; лапки насекомых блестят от дождевых капель.
Капли учету не поддаются.
Все это соответствует моим первым, самым первым представлениям о Тинатин, бесплотным мечтам о ней, не хватает лишь пластикового стаканчика. Но и его силуэт обнаруживается там, где должна быть щека, где должна быть скула; матовые, сливающиеся с основным цветом обложки стенки прожжены в нескольких местах. И за ними – чернота, пустота.
Ночь.
Мне становится не по себе.
Неизвестный мне художник (дизайнер) увидел в Тинатин то же, что увидел в ней я. И – что еще важнее – он увидел то, чего я увидеть не смог. Или не захотел. Но даже такая, с разрубленным надвое лицом, Тинатин желанна, она необходима мне, как воздух. И я влюблен в нее еще отчаяннее, чем когда-либо.
Чтобы завладеть Тинатин полностью, я наконец-то спускаю с рук Муки.
– Хотите, подарю вам эту книгу? – голос Анны доносится до меня как сквозь вату. Войлок. Слой воды.
– Хочу.
– Наверное, нужно что-то написать…
– Да. Желательно. Хотелось бы получить автограф от знаменитой писательницы.
Сочинительница crimi краснеет, как старшеклассница, которую застали за курением в школьном туалете.
– Признайтесь, вы только сегодня узнали о моем существовании.
– Нет. Я знаю об этом уже довольно продолжительное время. «Моя мать – писательница». Это было первым, о чем мне сообщила Лягушонок.
– Правда?
– Да.
Анна раскрывает книгу и что-то пишет на первой странице. А затем передает ее мне.
– Возьмите, Дэн. Мне очень приятно, что книга останется у вас. В память о нашем знакомстве…
– Эй, Анна! – Теперь, когда Тинатин окончательно утвердилась в моих руках, мне все нипочем. – Не знаю, как вы, а я не собираюсь становится воспоминанием…
Анна Брейнсдофер-Пайпер грустнеет, изменения в ее лице так неуловимы и исполнены такой светлой печали, что сердце мое на секунду останавливается.
– Знаете, Дэн… Однажды один человек уже говорил мне это. Давно, очень давно. Так давно, что я помню мельчайшие подробности, я даже помню, что пальцы его были выпачканы цветочной пыльцой…
– И что же случилось с этим человеком потом?
– Холодно, – Анна неожиданно обнимает себя руками за плечи. – Вам не кажется, что похолодало?
В кабинете и правда становится прохладно. Все из-за полуоткрытого окна в сад. На окне нет ни занавесок, ни жалюзи, и сад лежит передо мной, как на ладони. Несколько аккуратно постриженных кустов, несколько декоративных деревьев с японскими бумажными фонариками на ветках, дорожка, выложенная хорошо отшлифованными каменными плитами, пара каменных драконов и небольшой прудик в обрамлении густой и высокой остролистой травы. Вода в прудике – черного цвета. Сад, несмотря на болезненную ухоженность, кажется несколько мрачноватым.