Читать «Книга русских инородных сказок» онлайн - страница 24

Макс Фрай

Сливка на вершине торта

Сливка (желтое, полупрозрачное алычовое устройство) на вершине торта никому не нужна. В каком-то смысле она даже мешает, поскольку совершенно никак не делится, не создает ситуации выбора и раздражает участников чаепития, которые долго перекладывают сливку друг другу, пока наконец кто-нибудь не съедает ее больше от отчаяния и сострадания, чем по желанию. Единственное, что она дает, — это чувство всеобщей завершенности, цельности, иерархического порядка и обустроенности того сооружения, которое неминуемо должно быть съедено.

Сливка, как правило, бывает хорошо законсервирована. В ней хранится много полезных, но нереализованных желаний. Каждое из этих желаний по сути является косточкой, которая, если смотреть на сливку против солнца, создает обманчивое впечатление глубины и длительности. Косточка потенциально содержит в себе дерево, дерево содержит сундук, сундук содержит утку, утка — яйцо, а яйцо — иглу. Обычно эту иглу используют для вышивания крестиком и ноликом по материи жизни. Чем дольше шьешь, тем больше в жизни крестиков и ноликов. В конце всегда вышивается крестик.

Как уже было сказано выше, сливка, будучи одной и единственной (для данного торта), не создает ситуации выбора. Отсутствие ситуации, в которой можно выбирать, тождественно отсутствию времени. Поэтому сливка и является законсервированной.

Две сливки на верхушке торта (иногда случается и такое кондитерское чудо), перетекая друг в друга всеми своими желаниями, вполне способны обрести независимость как от участников чаепития, так и от самого торта. В этом случае у нас едва ли есть возможность говорить об украшательстве. И лишь одному богу известно, что тут может быть вышито.

Холодец

Холодец мелко дрожит, если ударить по нему ложкой, пнуть ногой или резко произвести над ним неприличный жест. Холодец боится чужого, застывшего в нем прошлого и оттого сотрясается всем своим существом уже только от мысли о всех тех субпродуктах, которые когда-то перегоняли кровь, воздух, мочу и другие потребные и непотребные субстанции из одной нелепой части тела в другую такую же нелепую.

Укрытый хреном и тонким слоем топленого сала, он по преимуществу сидит дома, в тарелке на подоконнике. Через щелку между белыми в синий горошек занавесками он смотрит в пространство улиц, дворов, площадей и аэродромов. И что же он там видит? Он видит там простых и бесстрашных людей, которым нужна пища для поддержания трудовых и любовных движений. Холодец не чувствует себя пищей, — он застыл, в нем нет томления жизни, — и поэтому эти люди ему безразличны. Холодец — это болезнь к пище, закуска, appetizer, от которого в сущности ничего не зависит.

Велик его страх перед Луной, ибо своими силами Луна действует не только на океаны и моря, но и на холодцы, с которыми тоже случаются приливы и отливы. Вот настает время прилива, и холодец, подрагивая, отползает к самому краю тарелки, за которым его ждет неведомое.