Читать «Последние и первые люди: История близлежащего и далекого будущего» онлайн - страница 257
Олаф Стэплдон
Но мы не чувствуем уверенности в том, что на самом деле мы были намного просвещенней. Сейчас мы оглядываемся назад, на свою собственную, прежнюю сущность, с удивлением, но также и с непониманием и с опасением. Мы пытаемся припомнить то величие, что, казалось, было открыто каждому из нас в совокупности расового разума, но почти ничего не помним о нем. Мы не можем подняться до того более простого блаженства, которое однажды было в пределах досягаемости беспомощного индивидуума, до той ясности и чистоты восприятия, которая, казалось, должна бы быть ответом духа на любое трагическое событие. Оно ушло из нас. Оно не только невозможно, но и невероятно. Теперь мы созерцаем наше личное бедствие и всеобщую катастрофу как исключительно ужасные. Да, после столь долгой борьбы за становление человеку предстоит оказаться сожженным заживо, как пойманной в мышеловку мыши для развлечения безумца! Как в этом может заключаться какая-то красота?
Но не в этом состоит наше последнее слово, обращенное к тебе, житель прошлого. Потому что хотя мы и пали, все-таки еще есть в нас что-то такое, оставшееся от давно прошедших времен. Мы стали слепыми и слабыми; но именно осознание того, что мы вот такие, вынуждает нас к великой попытке. Те из нас, кто еще не совсем пал, объединяются в братство для взаимного укрепления, чтобы истинный человеческий дух мог поддерживаться немного дольше, пока семя не будет посеяно и смерть не станет угрожать человечеству. Мы пытаемся быть преданными друг другу, нашему общему предприятию и тому видению, которое больше уже не посетит нас. Мы посвящаем себя утешению всех бедствующих, кто, тем не менее, еще остался в живых. Мы посвящаем себя рассеиванию семян. И даем себе обещание сохранять дух живым и бодрым до самого конца. Время от времени мы встречаемся небольшими группами или многочисленными компаниями, чтобы ободрить себя взаимным присутствием. Иногда в этих случая мы можем лишь просто сидеть в тишине, набираясь утешения и сил. Иногда произнесенное слово проносится среди нас, проливая короткий свет, но слишком мало тепла в душу, что стынет в изнывающем от зноя мире.
Но среди нас есть один, переходящий с места на место и меняющий компанию за компанией человек, чей голос слышен постоянно. Он молод; он последний, родившийся среди Последних Людей – он был последним зачат перед тем, как мы узнали о нашем роковом конце и прекратили всякие зачатия. Будучи последним, он при этом еще и достойнейший. Не только мы так воспринимаем его, но и все его поколение полагается на его волю: он, самый молодой, отличается от остальных. В нем есть дух – казалось бы, всего лишь особая одухотворенность – дающий силу выстоять против вспышки солнечной энергии гораздо дольше, чем остальные из нас. Это похоже на то, будто само солнце затеняется яркостью его духа. Как будто наконец в нем и только лишь на один день исполнилось обетование человеку. Потому что хотя, подобно другим, он и страдает телом, но всегда он выше своего страдания. И хотя он больше, чем остальные из нас, чувствует страдания других, он выше какой-либо жалости. Его успокаивающее воздействие – как свежая добродушная шутка, способная заставить страдающего улыбнуться собственной боли. Когда этот самый молодой наш собрат вместе с нами в глубокой задумчивости созерцает наш умирающий мир и крушение всех человеческих устремлений, он не погружается, подобно нам, в смятение и страх, а спокоен. В присутствии такого спокойствия отчаяние переходит в умиротворенность. Его рассудительная речь, и даже один лишь звук его голоса, открывает наши глаза, а сердца загадочно наполняются ликованием. Тем не менее, часто слова его бывают крайне жестокими.