Читать «Последние и первые люди: История близлежащего и далекого будущего» онлайн - страница 23

Олаф Стэплдон

Что же касается Франции, то ее культурная жизнь мучительно угасала. Она могла бы, конечно, восстановиться после нанесенного удара, не будь он отравлен снедающим ядом национализма. Потому что любовь к Франции была разрушительна для самой Франции. Дух Франции ценился столь безмерно и сумасбродно, что всех остальных французы почитали за варваров.

Поэтому и случилось так, что в России доктрины коммунизма и материализма, являвшиеся продуктами немецких систематизаторов, выжили без всякого осуждения. С другой стороны, практика коммунизма постепенно расшатывалась. Потому что Российское государство развивалось под влиянием западного, и особенно американского, финансового капитала. Материализм, как официальное кредо, тоже превратился в фарс, так как был чужд русскому сознанию. Таким образом, между практикой и теорией существовала, в обоих отношениях, глубокая несовместимость. То, что когда-то было жизненно важной и многообещающей культурой, стало лицемерием.

4. Русско-германская война

Несоответствие между теорией коммунизма и конкретной его практикой в России было одной из причин последующей катастрофы, выпавшей на долю Европы. Между Россией и Германией должны были бы установиться тесные партнерские отношения, основанные на взаимообмене машинами и зерном. Но на пути к этому стояла теория коммунизма, и, нужно сказать, самым странным образом. Российская организация промышленности доказала свою несостоятельность без американского капитала; постепенно его влияние трансформировало коммунистическую систему. От Балтики до Гималаев и Берингова пролива пастбища, лесные угодья, обработанные машинами площади под посев зерна, нефтяные промыслы и раскинувшаяся сеть промышленных городов находились в возрастающей зависимости от американских финансов и общей организации дела. Однако не Америка, а куда менее индивидуалистическая Германия стала символом капитализма для русского ума. Самодовольное отвращение к Германии компенсировало России ее собственный отход от коммунистического идеала. Этот извращенный антагонизм поощрялся американцами, которые, будучи сильны в собственном индивидуализме и процветании и к этому моменту весьма пренебрежительно относясь к русским доктринам, были озабочены лишь тем, как бы прикарманить себе русские деньги. В действительности, это именно Америка помогла России совершить собственное предательство и именно американский дух был в этот период наиболее чужд русскому духу. Но американское богатство было для России тем, без чего нельзя обойтись; так что ненависть, предназначенная Америке, должна была обернуться против Германии.

Немцы, со своей стороны, были недовольны тем, что американцы вытеснили их с самого прибыльного рынка, особенно с нефтяных промыслов русской Азии. Экономическая жизнь всей человеческой расы в течение некоторого времени базировалась на угле, но затем было обнаружено, что нефть является куда более подходящим источником энергии, и поскольку запасы нефти на планете были гораздо меньше, чем запасы угля а расходы нефти были, разумеется, абсолютно бесконтрольны и расточительны, дефицит ее уже ощущался. Поэтому национальные владельцы остававшихся нефтяных промыслов стали главным фактором в политике и изобильным источником войн. Америка, уже израсходовавшая большую часть собственных запасов, стремилась теперь конкурировать со все еще богатыми источниками, контролируемыми Китаем, опережая Германию в России. И не было ничего удивительного в том, что немцы огорчились. Но в этом – их собственная ошибка. В те дни, когда русский коммунизм стремился перестроить мир, Германия заняла в индивидуалистической Европе лидирующую роль, ранее принадлежавшую Англии. В то время стремящаяся к торговле с Россией, она, одновременно, боялась заразиться русской социальной доктриной, тем более что коммунизм вначале значительно продвинулся вперед среди немецких рабочих. Позже, даже когда в Германии разумная реорганизация промышленности лишила коммунизм своей привлекательности, и таким образом сделала его беспомощным, привычка к антикоммунистической пропаганде по-прежнему оставалась.