Читать «Семья Звонаревых» онлайн - страница 17

— В данном случае можно было бы и не согласиться с французами, заметил Звонарёв.

Тихменёв усмехнулся:

— Попробуйте не согласиться, если они дали взятку августейшему идиоту Сергею Михайловичу и он забраковал крупповские пушки после испытаний.

В ожидании, пока объединённый оркестр всех гвардейских полков перестроится, царь и Пуанкаре тихо беседовали. Невысокого роста, невзрачного вида, царь, в лихо сбитой набекрень фуражке, слушал президента, чуть наклонив голову в его сторону. Кряжистый, начинающий полнеть Пуанкаре, с грубоватым, загоревшим крестьянским лицом и вздыбившейся бородкой, держался с почтительностью гостя, который задался целью во что бы то ни стало расположить к себе сердце гостеприимного хозяина. Оба улыбались, поддакивая друг другу, и, видимо, были довольны беседой.

Наконец оркестр перестроился. На дирижерский пульт поднялся седовласый невысокого роста мужчина — главный дирижёр императорского Мариинского оперного театра. Окинув взглядом своё музыкальное воинство, он церемонно поклонился монарху.

Началась вечерняя перекличка в полках. По иерархической лестнице рапорты поднимались всё выше и выше. Командиры полков рапортовали командиру гвардейского корпуса, тот, в свою очередь, отдал рапорт великому князю, а князь на безукоризненном французском языке доложил о результатах переклички Пуанкаре.

Долгая, довольно скучная процедура. Когда она в конце концов завершилась, раздалась долгожданная команда:

— На молитву, шапки долой!

Солдаты, офицеры и публика обнажили головы. Обычно после этого солдаты пели хором молитвы «Отче наш» и «Спаси, господи, люди твоя», но сегодня, вопреки установленному ритуалу, сводный оркестр заиграл тягучий и нудный хорал «Коль славен господь во Сионе». Все стояли навытяжку, молчаливые, с постными лицами, изредка крестясь. Прошло добрых десять минут, прежде чем оркестр кончил хорал, и все вздохнули свободнее, зашевелились. Затем артист Александринского императорского театра, одетый в солдатскую форму Преображенского полка, по-актёрски выразительно и набожно прочитал молитвы «Отче наш» и «Спаси, господи, люди твоя».

И вот наконец великий князь скомандовал:

— Накройсь! Слушай на караул!

Сводный оркестр заиграл «Марсельезу». Огненная мелодия французского гимна будто встряхнула всех. В ней было что-то от свежего порывистого ветра, грозовое, могучее, зовущее. Звонарёву невольно вспомнилось, как несколько дней назад большая толпа бастующих рабочих дружно и воодушевленно пела «Рабочую марсельезу», а полиция и казаки безуспешно пытались прекратить это поднимающее на борьбу пение. Смолкая в одном месте, песня вдруг, как пламя пожара, подхваченное вихрем, снова взвивалась над толпой в другом, ещё настойчивее и упорнее.