Читать «Чужестранец» онлайн - страница 10

Алексей Семенов

Мирко стоял, пораженный и плененный открывшейся ему невиданной красотой и неведомой загадкой, потом поклонился каменной красавице, попросив прощения, что нарушил ее лесной покой. И совсем уж было собрался он уходить, как вдруг, словно поняв, что если уйдет сейчас, то навсегда, безвозвратно потеряет нечто, без чего невозможно жить, поспешно вернулся. Не помня себя, взял он каменную девицу за протянутые руки и поцеловал в зовущие губы. И губы эти не показались ему холодными!

Взглянув в последний раз в ее дивные очи, обошел он святилище по пути солнца, а потом попросил не гневаться на него своих, мякшинских богов: небесного — дядьку Грома и лесного — Веточника, чтобы уберегли от козней чужих, незнакомых сил, очистили от древнего тайного колдовства. А то и не заметишь, как возьмет верх чуждое в человеке и отвернутся от него и свои боги, и свой род, а чужие не примут к себе. И вот уж не человек, а изгой-оборотень ходит по земле, и нет его страшнее.

Однако не страх испытывал Мирко, а безудержную, волнующую радость, готовую хлынуть наружу, через край. И не стыдно было ему нисколько за содеянное ни перед родом, ни перед богами. Не чуял он здесь ни зла, ни подвоха. Не стали бы славные сосны расти в худом месте, миновали бы недоброе урочище и звери, и птицы, даже мох не вырос бы, погнушался. Нет, холодной и пустой смертью здесь не пахло. Одно смущало Мирко: отчего это его прекрасная дева обращалась к северу? Вестимо, что с той стороны не дождешься ничего, а уж тем более ничего хорошего.

Рассуждая так, Мирко взошел наконец на макушку гребня и аж присвистнул. Вид отсюда и впрямь открывался удивительный — склон круто уходил вниз, образуя гигантскую чашу. Слева и справа гребень взбирался осыпями на скалы красного гранита, старые, как самые кости земли, — карабкаться на них вовсе не хотелось. А в низине, за стремительно сходившими под гору рядами остроконечных елей, начиналось огромное болото, противоположный берег которого даже с такой высоты едва виднелся, терялся и плыл где-то в утренней дымке. По болоту были раскиданы острова — то просто голые осколки камня, то поросшие густым ельником бугры.

Дядя Неупокой сказывал про болото, к тому же Мирко, как любой мякша, привык к таким местам и не испытывал перед трясинами ни тоски, ни страха.

Дядя сумел перейти это болото, переходили и до него, и, надо думать, после. Значит, и Мирко такое по силам. Сверху не видать было ни бездонных черных топей, ни предательских голубых окон, в любом из которых в один миг бесследно исчезал сохатый. Болото было старым, изрядно занесенным песком и поросло высокими

травами и ольшаником. Мирко знал и особые приметы, по которым можно отыскать безопасную стежку: цветок белоус, например. Да и люди, ходившие той тропой, всяко оставили за собой кто затесь, кто зарубку, а кто и вешку. Нужно было только умилостивить болотного хозяина, чтобы, чего доброго, не пришлось повстречаться в узком месте, где и двое прохожих едва разойдутся, с кабаньей семьей — куда в таком случае прикажешь деваться? Если застигнет ночь, могут устроить свою кудесную пляску синие холодные огоньки, и пойдешь за ними, завороженный, в самую трясину. (Мирко, правда, видывал эти самые огоньки, но следовать за ними не стал. Но кто знает, то ведь было на знакомых, мякшинских болотах, а какая сила обитает здесь?) Или того страшнее: вдруг донесется откуда-нибудь с болота зов о помощи — недогадливый путник спешит на крик, забывает осторожность — и поминай как звали. А это просто болото голос подавало.